И тут вдруг Матренкина узнает, что Эрик-таки обнаружил
книгу… в пещере! Ларисе стало нехорошо. Вероятно, отец и мать все же скрыли от
дочери часть правды, оттащили определенное количество бесценных книг в тайник,
и среди них «Летопись». Эрик Лаврентьев перенесет клад в свой кабинет, начнет
распродавать книги, любовно собранные Варваркиным… Значит, надо попытаться
помешать разбою. Вот Лариса и поспешила к пещере. Она, с одной стороны, хотела
убедиться в наличии или отсутствии библиотеки, с другой, очевидно, была
уверена: книги там, и хотела спасти хоть малую часть.
Чем дольше Майя думала о ситуации, тем тяжелее становилось у
нее на душе.
– Смотри! – вдруг закричала Ната. – Вон там!
Водкина глянула в сторону, куда указывала соседка, и увидела
Матренкину, лежащую навзничь на траве. Лариса была без сознания.
С большим трудом женщины дотащили ее до машины, умостили
старуху на заднем сиденье и доставили в больницу. Сейчас Лариса жива, но у
врачей самый пессимистичный прогноз.
– Значит, большая часть библиотеки Панкрата была у
Матренкиной? – переспросила я.
– Да, – кивнула Майя.
– Каталог, составленный отцом Панкрата, фальшивый? – не
успокаивалась я. – Эрик искал фантом?
– Ну не совсем, кое-что ценное у Варваркина имелось, но оно
в избе Ларисы, – пояснила Майя.
– В пещере ничего нет?
– По идее, да. Но ведь в нее никто не ходил, – вздохнула
Майя. – Вдруг там и впрямь спрятаны раритеты! Но только я в проклятое место не
сунусь. Софья Скавронская предупреждала об опасности, а я ей верю.
Я схватила со стола бумажную салфетку и стала ее нервно
рвать. Эрик изучал фальшивый каталог… Он нашел вход в пещеру… Нина хотела жить
одна… Она вынесла «Летопись»… Приходил призрак Скавронской… Оставил отпечаток
пальца… На ветке висел розовый лоскут… Рядом валялась пустая бутылочка из-под
газировки… фейерверк… А еще возникает куча вопросов, и один из них таков: каким
образом Лаврентьева…
Резкий звонок мобильного заставил меня вздрогнуть, я
машинально схватила трубку.
– Даша, это Карина, – бойко сказала женщина.
Вот уж некстати, но придется разговаривать.
– О, привет! Как дела?
В ту же секунду затрещал сотовый Майи, и я, временно
перестав слушать Кару, посмотрела на Водкину. Та поднесла трубку к уху,
побледнела, потом вскочила и, забыв со мной попрощаться, бросилась к двери.
Похоже, Ларисе совсем плохо. Из большого окна кафе было видно, как Майя
опрометью бежит ко входу в клинику.
– …уж прости! – ворвался в ухо голос Карины.
– За что? – поинтересовалась я.
– Ты не спросила про меня у Дегтярева?
– Александр Михайлович еще в Питере.
– Нет, он в Москве! – возразила Карина. – И только что
звонил Люсе, секретарше генерала, а в приемной была Таня, она и сказала мне об
этом. Уж прости, что напоминаю, но боюсь, что вакансию займут. Ты обещала
помочь.
Я пришла в себя.
– Сейчас звякну полковнику.
Дегтярев небольшой любитель болтать по телефону. Как
правило, он отделывается междометиями, лучше беседовать с ним лично, но
обещание, данное Карине, обязывало меня к скорым действиям. Вполне вероятно,
что она беспокоится не зря, пока я вернусь в Ложкино, Александр Михайлович
может взять в свой отдел другого сотрудника.
– Дегтярев! – гаркнул в трубку толстяк.
– Васильева! – машинально ответила я. – Ой, прости! Я вовсе
не собиралась издеваться!
– Что у нас происходит? – зашумел полковник. – Дома никого
нет! Даже собаки исчезли! Ходит странная парочка – мужчина и женщина. Не
здороваются. А еще кот, черный! Нет, представляешь, вхожу я в холл, ставлю на
пол сумку, и вижу: кошак выплывает. На меня ноль внимания, доходит до
галошницы, вытаскивает лапой одну туфлю, вторую, третью… Очень деловито, словно
ищет нечто определенное. Наконец достает кроссовку, садится, писает в нее и
уходит. Меня вообще не испугался! Он кто? Откуда?
– Это Венедикт, – пояснила я. – Милейшее создание мстит
Витьку и Лесе, они ему не нравятся. Мне, впрочем, тоже. Сама бы им в туфли
написала.
– Кто? Кому? Почему? Мне не понравится, если кот изгадит мою
обувь, – занервничал Дегтярев.
– Венедикт охотится только за дружной семейкой, – объяснила
я, – с остальными он сладкая мурлыка.
– И почему в моем шкафу бардак? – взвыл толстяк. – Открыл
створки, а там пейзаж с тортом!
– Что? В твоем гардеробе и правда торт? – поразилась я.
– Нет, еще хуже! – рявкнул Дегтярев. – Уезжал – все было
замечательно. Валялось белье удобной кучей, я отлично помнил, что где. А теперь
шмотки стопками разложены! Справа майки, слева носки… Как на плацу! Кто
разбирал мои вещи без спроса?
– Я думала, тебе понравится армейская тщательность, –
улыбнулась я, – все-таки военный человек.
– Кто?
– Ты!
– Я? С ума сошла! Больше не подходи к полкам ближе, чем на
десять тысяч метров!
– Тогда мне придется ночевать за забором, на обочине
Ново-Рижского шоссе, – не сдержалась я. – Ох, извини! Все, прекратила
зубоскалить. Вещи разложила Леся.
– Зачем? Она кто? Откуда взялась?
– Милый, успокойся и выслушай меня.
– Не желаю слушать глупости!
– Но я еще ничего не сказала.
– Уже сыт по горло.
– Вдруг я сообщу нечто интересное? – Я сделала попытку
заинтриговать полковника.
У Александра Михайловича есть недостатки, и один из них –
неумение слушать собеседника. Думаете, это странно для человека, который по
роду деятельности должен замечать нестыковки в показаниях преступников? Но дело
в том, что на службе полковник адекватен и очень внимателен, но дома начисто
теряет эту способность. Мне еще ни разу не удалось договорить до конца фразу,
толстяк прерывает меня речь и с ходу заводится.
Вот вам свежий пример. Дней десять назад, сидя в столовой, я
завела рассказ:
– Вчера вечером встретила Лику Карташову. У нее…
