– К Панкрату в деревне хорошо относились. Вероятно,
шептались по домам, но не выдали. Когда Анфиса родила Ларису (ее принимала
Софья), даже тут люди не заболтали языками. Правда, Фиса сплетни предупредила,
весной пошла к председателю сельсовета с жалобой, дескать, у нее в доме
останавливались на постой военные и изнасиловали ее, просила найди обидчиков. И
в магазине она плакала, жаловалась бабам: «Пустила на ночь, а они вон чего
учудили! До тридцати двух лет никто замуж не брал, а теперь, получается, я и
вовсе никому не нужна. Что мне делать?» Сельчанки успокаивали Анфису, советовали
ей родить, и она послушалась. Поэтому появление на свет Ларисы никого не
озадачило, девчонку записали Матренкиной, отчество дали по председателю. К
Ларисе в Киряевке хорошо относились, девочку никогда не дразнили безотцовщиной.
– Варваркину на момент рождения дочери исполнилось сорок два
года!
– И что? Мужчина способен к оплодотворению до ста лет.
Анфиса была много моложе Панкрата. Конечно, она рожала первого ребенка уже в
зрелом возрасте, но Софья Скавронская постаралась, помогла ей и во время
беременности, и при родах. Слушай дальше. В сорок четвертом году к Анфисе в
избу попросился беженец, Архип Николаев. Матренкина пригрела дядьку и
впоследствии вышла за него замуж.
– Панкрат легализовался! – догадалась я.
– Верно, – согласилась Майя. – Некий Николаев у Матренкиной
и правда заночевал, но вот беда, к утру умер. Анфиса живо сообразила, какой
шанс послал ей Бог. Они с Ларисой тайком зарыли усопшего в лесу. Его похороны –
самое яркое впечатление двенадцатилетней Лары, она до сих пор не способна
забыть, как они с мамой копали могилу, а потом на тачке везли тело.
– Да уж! – вздрогнула я. – Подобное из памяти не вытравишь.
Варваркин получил настоящий паспорт, начал выходить днем. И что, его не узнали?
Майя поманила официантку и заказала еще чаю.
– Нет, – сказала она после того, как девушка ушла, – Панкрат
спрятался у Анфисы, будучи молодым еще человеком, а стал седым, обрюзглым
мужчиной, перешагнувшим пятидесятилетний рубеж. Учти еще, что большинство киряевцев
ушло на фронт и погибло, женщины состарились, для тех же, кто появился на свет
в середине двадцатых и не попал под мобилизацию, Панкрат Варваркин, как Илья
Муромец, жил или не жил – непонятно, доисторическая эпоха. Да он особо по
деревне и не ходил, с людьми не общался, больше во дворике на лавочке сидел.
– Откуда ты знаешь историю Варваркина?
Водкина вздохнула.
– Софья рассказала. Она меня очень любила, считала роднее
Ники. Та к бабушке после смерти матери стала не очень хорошо относиться: Но это
неинтересно. Скавронская записку написала и меня к Ларисе отправила, попросила:
«Познакомься с Матренкиной, Лара интересный человек. Я вроде как за Ларису
ответственна, обещала Панкрату за дочерью его приглядеть и помогала ей. Но
сейчас мне уже трудно в Киряевку ездить, поэтому на тебе, Майечка, не только
мой огород будет, но и Лариса. Если что – не бросай Матренкину». Вот так мы и
познакомились, а потом подружились. Лариса столько всего знает! Ее Панкрат
учил, два университетских образования, можно считать, дочери в мозги вложил. Но
если тебе с пеленок шепчут: «Тише, тише, о папе никто не должен знать. Подруг
не приводи, в школе молчи, книги наши никому не показывай, рта не раскрывай,
знаний не демонстрируй, иначе родителей посадят, а тебя в детдом сдадут», – то
на всю жизнь комплекс останется. Лариса при всем своем уме и образованности из
Киряевки шаг боялась сделать, на почте работала, а когда ей предложили стать
начальницей отделения, отказалась. «Не высовывайся» – вот ее девиз.
– Печально, – вздохнула я. – Кажется, большевистский
переворот свершился тысячу лет назад, но и в наше время встречаются люди,
пострадавшие от него. Вот только я не поняла, зачем ты рассказала мне о судьбе
Матренкиной?
– Хм, ты плохо слушала!
– Я была очень внимательна!
– Ладно, повторю. Анфиса и Панкрат тщательно готовили
«отъезд» Варваркина. Барину было наплевать на утварь, деньги и дом в целом. А
вот с книгами он расстаться не мог, и самые редкие тома перетащили к
Матренкиной.
– Стой! – воскликнула я. – Значит, в холме не было тайника с
библиотекой?
– Дошло наконец! – с легким укором сказала Водкина. –
Панкрат и впрямь владел редкостями, но они остались в целости и сохранности: у
Ларисы в избе. А она скорей даст себе руки отрубить, чем решится продать
отцовское наследие.
– Ничего не понимаю! Где же Нина взяла «Летопись»?
– Вот и Лариса задалась тем же вопросом, – подхватила Майя.
– Панкрат рассказывал дочери о манускрипте, но он им не владел, лишь мечтал
получить. Когда ты ушла, Матренкина впала в истерику, позвонила мне…
– Майечка, – нервно сказала старушка, – послушай, какая
коллизия стряслась!
Водкина постаралась ее успокоить:
– Эта Даша не представляет опасности.
– Но книги у меня! Что нашел в пещере профессор? – возразила
Лариса.
– Не знаю, – откровенно ответила Майя.
– Еще до войны: – рассказывала Лариса, – я маленькой тогда
была, семилетней, но хорошо все помню: приехал в Киряевку исследователь. Все
говорил о книгах Варваркина, полез в развалины особняка, думал, там в подвале
чего сохранилось. Мама всполошилась, бросилась к Панкрату:
– Лазает повсюду, разнюхивает, как бы беды не вышло. Вдруг
он поймет, что самого дорогого нет?
А тот ей в ответ:
– Не волнуйся, Фиса, столько лет миновало, дом холодный
стоял, сырой, что мы из книг оставили, то сгнило. Никаких подозрений не будет.
Но он ошибся. Через пару дней дядька прибежал в дом
Матренкиной и с порога заорал:
– Вы служили у Варваркина?
Анфиса дурой прикинулась:
– Уж и не помню, когда то было: В молодости меня звали к
барину полы мыть:
– Знаете, как сейф открывается?
Анфиса так и села на лавку.
– Что?
– Я нашел в подвале железный ящик, – брызгал слюной ученый,
– хочу вскрыть. Вы шифр не помните?
Бывшая горничная сумела сохранить твердость в голосе, когда
отвечала незваному гостю:
– Кто ж поломойке секреты доверит? Ни о чем таком я не
слыхивала, веником махала да совком гремела.
Едва исследователь удалился, Анфиса кинулась к Панкрату.
– Сейф! Почему ты оставил его в подвале? Что в нем?
