Дальше. Указанный человек был замечен на островах, относящихся к территории Калмыкии. И там этот человек расспрашивал жителей и сотрудников милиции о неизвестных лицах, якобы совершавших преступления в соседней, Астраханской губернии и скрывающихся теперь на их территории. Результатом этих несанкционированных действий явилось убийство одного и ранение двух сотрудников милиции, которым был поручен Министерством внутренних дел Калмыкии розыск и задержание преступников.
Таким образом, получается, что названное лицо, проводя собственные расследования, так или иначе оказывается причастным к убийствам невиновных людей…
— Это же бред, Леша! — воскликнул изумленный Грязнов. И встретил холодный взгляд Привалова.
— Да, Слава, бред сивой кобылы. Но… ты теперь видишь, какую кашу заварил? Я знаю, что ты ни в чем не виноват, но эти козлы так просто этот вопрос не оставят. И скажут, что мое несогласие с их мнением зиждется исключительно на приятельских отношениях с тобой. Скажи мне честно, тебе это надо?
— Но ведь, Алеша, подожди… В чем они могут меня подозревать? Во-первых, Саид напал не на меня, а на твоего майора. Чего ж Климушин-то молчит? Или он у тебя секретный сотрудник? Далее, кто задерживал Полозкова? Да никто, если бы он не выхватил пистолет, угрожая окружающим, и не получил бы сковородкой по балде от твоей сестрицы. А вина его, кстати, очевидна, и ты полностью в курсе этого дела. И все необходимые факты также в руках Владимира Сергеевича. Как и неопровержимые улики.
— Да пойми ты!..
— Понимаю, Алеша, я все понимаю, — перебил его Грязнов. — Их много, а ты — один. Понимаю. Но если так будет продолжаться, боюсь, что все шишки могут обвалиться на тебя, ты ж меня пригласил сюда, значит, косвенно и виновен в том, что я свой нос не туда сунул. Но лично мне на них плевать. Народу что скажете, вот вопрос?
— Слушай, — Привалов поморщился. — Не занимайся ты демагогией! И ты понимаешь, и я понимаю, и все мы понимаем, а трупы кому-то очень хочется повесить именно на тебя. И допросить пока в качестве свидетеля, которого можно будет потом перевести и в подозреваемые. Это ты улавливаешь? Причем обязательно найдется другой свидетель, который подтвердит, что… не то чтобы видел, однако… и так далее. Ну, вроде того покойного калмыка, соседа Дусиного. И автомат к месту найдется, и пистолет, если нужно. А уж про какой-то нож и говорить нечего. И даже машина его собьет как раз в точно обозначенное время!
— Короче, что ты предлагаешь?
— Слава, ты меня достаточно знаешь, никаких неприятностей на твою шею я не желаю. Как и себе тоже. Я тебя прошу, сделай так, чтоб эти козлы не вызывали тебя на допрос. Это у них может растянуться на годы, и ты просто не сможешь вернуться в Москву. А я чувствую, что такое желание кое у кого уже появилось. Потому что ты своей, опять-таки «несанкционированной», деятельностью — смешно, да? — попытался разворошить некое осиное гнездо, которое для кого-то является родным домом. Скажи, ты хочешь здесь задержаться надолго? Как частное лицо? Грязнов посмотрел на Дусю, сидевшую в сторонке со скорбным выражением на лице, и усмехнулся.
— Да вообще-то, наверное, не прочь, но только не в такой ситуации. Тут и не захочешь, виноватым станешь… Сделают…
— То-то и оно… Вот поэтому, Слава, я и примчался. Тебе надо срочно улететь в Москву. Ты меня прости, но я взял на себя смелость и заказал для тебя билет. На сегодня, на вечер, можешь запросто успеть.
— Так я ж завтра и собирался, — с беспомощной интонацией проговорил Грязнов. — И без всякой спешки…
Он мельком кинул взгляд на Дусю и увидел, как женщина побледнела.
— И потом, Алеша, я вот уеду… да когда скажешь, тебе, разумеется, видней, но остается нерешенным самый важный вопрос. Этот Ахмет на свободе. Дураки взялись за дело и… результат налицо. Вероятно, я так понимаю, что показания обо мне дал один из тех двоих офицеров, оставшийся в живых, которые собирали дань с приезжих рыбаков? Если капитана убили, наверняка это — старший лейтенант, хлюпик такой. Я ж им, дуракам набитым, сказал… предупредил: будьте предельно осторожны, преступник вооружен! В ноутбуке фотографии братьев показал, и они одного, то есть Ахмета, тут же опознали. Его, кстати, опознал и парень, работающий на пароме. Самого узнал и машину его — черную «девятку». Ну, ты же в курсе, я говорил тебе. И что теперь? — Вячеслав Иванович огорченно отмахнулся ладонью. — Этого упустили! А чеченцы мстительны, особенно когда дело их родной крови касается. Если они, мучая Дарью, выведали у нее, кто брал Саида, а она это знала, значит, их месть распространится, во-первых, на меня. Но я не боюсь, и не таких узлом завязывал. Затем — на твоего опера. Но, что самое скверное, на Дусю! И если ты хочешь, чтобы очередная их жертва выглядела как Дарья Двужильная, из которой сам Ахмет, я просто уверен в этом, жилы вытягивал, тогда сделай ручками: «Сдаюсь! Ни на что не годен, господа!»
— Ну, ты, Вячеслав, преувеличиваешь! — Генерал чуть было не разгневался, но помрачнел и сдержался. — Да какое она-то имеет ко всей этой истории отношение?
— Точно такое же, как и Дарья. Разговаривала с ней у нее дома. И Дарья, несомненно, сказала им об этом. Поэтому и оставлять в живых свидетельницу они не захотели и замучили ее, а потом, уже мертвой, что подтвердил эксперт, перерезали горло. Показав, если ты еще помнишь прошедшую «чечню», что так они будут поступать со всеми «неверными». Это — суровое предупреждение, Алеша.
— Что же делать?
— Временно, пока вы не поймаете этого мерзавца, забери к себе или спрячь сестру. Они ни перед чем не остановятся.
— Я никуда не поеду! — решительно заявила Дуся.
— Поедешь, Дусенька, — суровым голосом ответил Грязнов. — Одна уже отказалась, ты сама слышала. И знаешь, чем кончилось. Причем поедешь, даже не разговаривая и не торгуясь по поводу условий. Мы все-таки с Алексеем профессионалы, и нас надо слушаться… А по поводу моего отъезда? Ну что ж, очень жалко бывает именно последних минут. Но я надеюсь, Дусенька, — он вымучил улыбку, — что мы обязательно встретимся. И в недалеком будущем. А пока тебе нужно запереть дом и послушаться брата. Когда надо ехать, Леша? Вы уж с Дусей поезжайте, а я — на «девятке» — за вами. Или оставлю машину в аэропорту, чтобы в городе лишний раз рядом с тобой не светиться.
Привалов помолчал, покачал головой, потом залез в карман и достал авиационный билет.
— Тут все твои данные указаны, так что — прямо на регистрацию. Ты уж извини меня, Слава, что так вышло, видит бог, я не хотел… Да, видно, такая уж наша судьба ментовская, во все дела свои носы совать… И первым же получать по носам… А ты, Евдокия, — жестко добавил он, — быстро собирайся. Поживешь у нас дома, ничего, не умрешь. Надо — значит, надо, Слава прав. Нам еще твоей крови не хватало…
— Ну, хоть проститься-то я могу? — уже со слезами в голосе спросила она у брата.
Он посмотрел на нее, потом хмыкнул и сказал с мрачной полуулыбкой:
— Нет, я, конечно, видел… подозревал… но не ожидал, что у вас так далеко зашло. Или не прав? — Он посмотрел на Грязнова, и Вячеслав почувствовал, что просто вынужден ответить правду.
