— Давай, приведи срочно двоих понятых. — И тот убежал.
— Где Ахмет и остальные? — приступил к допросу капитан.
— Дак… уехали. Нынче утром и укатили, мил-человек.
— Сколько их было?
— Да все трое. Саида-то с ними не было, он еще ночью ушел, я слышал, собачки лаяли, выглянул, а за ним Шамиль калитку запирал. А уж утром гыргыркали они чего-то по-своему, а потом убежали. А как вернулись, дак совсем злые, быстренько собрались, мешки в машины покидали и укатили… Обругали еще, велели молчать и собак спустить.
— Сколько у них машин было?
— Дак и две, а третья не ездиит, у нее с мотором чего-то.
— Куда поехали? В котором часу?
— Дак, куды, мил-человек?.. Я спросил, а они меня… послали. На кудыкину гору. А укатили-то десяти ишшо не было.
— Сам-то думаешь — куда?
— Дак на кошары, небось.
— А где у Дадаева эти кошары?
— На Сарпе, у калмыков… Отсюда верст поди сто двадцать будет, не мене…
— Ладно, открывай дом, — сказал Пшеничный, — сейчас понятые подойдут, и поглядим, что у вас тут делается… Наркотики, оружие в доме есть?
— Дак откуда ж, мил-человек? — Старик развел руками.
— Ты, дед, хорошо подумай, прежде чем отвечать. Ведь найдем, заберем тебя с собой, и сядешь ты в тюрьму на старости лет за милую душу. Хозяина-то нет, с кого спрос? Вот ты за все и ответишь.
— Дак… вы посмотрите, может, чего и есть, — уклончиво ответил старик. — Кто ж его знает, чего у хозяина в погребах хранится? К нам милиция нынче не заходит.
— А чего так?
— Хозяин такой, — старик мелко захихикал. — Его слово — закон. Наш участковый кажный месяц сам за получкой приходит… Чего ж мешать-то… жить?
— А у тебя у самого, дед, паспорт-то есть?
— Откуда ж, мил-человек? Справка была. У хозяина она. Живу вот, собачек кормлю, отвязываю, привязываю…
— Фамилия-то как?
— Говорят, Егорьев — была фамилия, Никишкой кличут, мил-человек.
— А отчества нету?
— Дак… а зачем оно?
— Хорошо устроились… — Пшеничный покивал и, взяв Климушина под руку, отвел в сторону. — Слышь, майор, а в Калмыкии, хоть и лететь недалеко, нам делать нечего. Суверенитеты, мать их… Сообщай генералу, чего он скажет? Ну, обыщем мы тут, чего найдем, все наше. Улики. А дальше?
Владимир набрал номер Грязнова.
— Вячеслав Иванович, мы — в доме, кроме сторожа, нет никого. Эти удрали, по предположению сторожа, в Калмыкию, где у Дадаева свои кошары. В районе Сарпы. Я знаю, бывал в тех краях, там хорошие выпасы, арендует, наверное. В общем, капитан говорит, хоть лету и недалеко, но… это — Калмыкия, а не Астраханская губерния. Наверное, решать придется на другом уровне, в Астрахани. Что скажете?
— Обыскивайте. А с Сарпой этой пусть сами калмыки и разбираются. Федеральный розыск — он един на всей территории России. Кстати, мне из Москвы подтверждение только что поступило. И Ахмет, и Саид — оба уже два года числятся в розыске.
— Тут еще двое были — Али какой-то и Шамиль. Наверняка из той же кучи. Фамилий дед не знает. Он вообще ничего не знает. Растение, одним словом.
— Что поделаешь, Володя… А Калмыкия — это уже не наша с тобой епархия. Пусть Алексей Кириллович на свои плечи взваливает свои проблемы. Нагадали мы ему…
— А там — что? — не удержался от вопроса Климушин.
— Ужас, Володя, — тихо ответил Грязнов. — Сплошное месиво… Даже и следа искать не надо, все понятно по почерку. По-моему, ей уже мертвой горло перерезали. Видал я подобное под Грозным, в девяностых… Но чтоб с женщиной?.. Такого не помню, да и умишком своим скудным не понимаю… Ладно. Вы там про этого сукиного сына, участкового, не забудьте, он у дома Дарьи околачивался, Жигало его фамилия… Пусть дает показания. Путается, врет, но наверняка знает достаточно.
И Климушин тотчас отправил сержанта Селезнева за участковым и представителем станичной управы, чтобы те присутствовали при обыске и у будущего суда не возникало потом вопросов о каком-то беззаконии. Дед Никишка все хихикал, будто получая особое удовольствие оттого, что в доме хозяина довольно бесцеремонно открывали шкафы и рылись в них, переворачивали ковры, обстукивали стены в поисках тайников. Но буквально все проблемы разрешились, когда ничего уличающего Дадаевых в преступных действиях не обнаружив в жилой части дома, Климушин с Пшеничным и двумя женщинами — понятыми велели Никишке отпереть замки на тяжелых, обшитых железом подвальных дверях. Нужно было, оказывается, изначально прислушаться к уклончивому совету деда насчет того, что у хозяина «в погребах хранится», сразу спуститься сюда, а затем, приступив к обыску, тут же его и закончить.
Ну, помимо нескольких, туго набитых синтетических мешков с высушенной коноплей, помимо уже упакованных и готовых к перевозке «посылок», содержимое которых ни у кого не вызвало сомнения, оперативники обнаружили и собственно тайник. Он был заперт, но довольно быстро стальная дверца вделанного в стену сейфа была открыта. Оперативники заглянули в пустой сейф и ничего стоящего их внимания там не обнаружили. Однако в стороне от сейфа, на полу, валялись две промасленные тряпки. Опытные носы вмиг определили запах оружейного масла, после чего были обнаружены следы того же масла на днище и на стенках большого железного ящика. Причем внутри запах был довольно устойчивым. Совсем недавно, всего несколько часов назад, здесь лежало хорошо смазанное и приготовленное к действию оружие. Судя по объему сейфа, в нем могло поместиться не менее десятка короткоствольных автоматов, включая боезапас. И это «хозяйство» убыло вместе с охраной дома Дадаевых, так надо полагать.
Что ж, Рахиму, который возвратится сюда после похорон старшего брата, будет сделан очень приятный «сюрприз». Если его кто-то не поставит заранее в известность о тех событиях, которые произошли здесь в его отсутствие и если он не испугается и не смоется, опасаясь ареста. «Но, с другой стороны, — рассуждал Климушин, — если Дадаев-младший и попытается скрыться, это станет прямым свидетельством того, что ему действительно есть чего бояться. Но семья-то куда денется? Куда женщины отправятся после очередных похорон? Или так и останутся на родине, в своем ауле? И что же, разве найти их потом будет невозможно?..» И Владимир, и остальные прекрасно понимали, что от такого хозяйства просто так не отказываются, оно очень больших денег стоит. А там еще и отары овец, и сама усадьба с прекрасным, богатым домом… Нет, они вернутся и будут настаивать на том, что решительно ни в чем противозаконном не замешаны, ничего не знали и не видели, женщин, мол, в свои дела мужчины не посвящали. А если чего и было, так в том виноваты те же чеченцы, которых «пригрел», из каких-то своих соображений, может, по доброте душевной, еще покойный средний брат Энвер. С него и спрос, а с женщин — какой?..
А в общем, понял наконец Климушин, здесь, кажется, подтверждалась догадка Вячеслава Ивановича, который обмолвился в одном из разговоров о том, что убийство Энвера — это дело рук самих его охранников. Как там, в Москве, поступили со старшим братом, неизвестно, как непонятно и кто в него стрелял, но Энвера убрал именно Ахмет или один из его помощников. Не исключено, что тот же Саид. Наверняка братьям приглянулось это хозяйство, вот они и решили обосноваться. Пусть пока временно и под «крышей» младшего Дадаева, с которым позднее можно было решить вопрос радикально. Несчастный случай, например, лодка перевернулась… Ночью под машину попал… Неизвестный грабитель камнем по голове ударил, чтобы украсть кошелек с мелочью… Какие у них еще могли быть варианты? Да сколько угодно примеров-то! Вот так дела и делаются… Ближе к вечеру, когда сумасшедшая жара спала, закончили операцию и составили подробный протокол осмотра и описания улик. Отпустили понятых, и, нагрузив участкового с сержантом мешками и «посылками», отправились восвояси, официально опечатав дом. Деду Никишке, как заметил Климушкин, это было абсолютно безразлично: корм для собак содержался в его пристройке, да к тому же было похоже, что и он сам разделяет с ними трапезу. Потому и нечего ему было делать в большом доме.
