— Дарья Степановна зовут вашу любезную хозяйку. И эта уважительность тоже понравилась Дашке.
— Да чего там? — Она вразвалку направилась к воротам, собранным из штакетника, и легко перенесла одну, явно нелегкую створку в сторону. Потом — другую. — Загоняйте уж… — И повернулась к Зине: — Ладно, подруга, ступай, разберемся как-нибудь с молодым человеком. Верно, не оставлять же на улице доброго молодца, все мы — люди. Так уж и быть, комнату освобожу. С верандой, если хотите, чтоб, уходя рано, не будили, — сказала Володе. — Недорого возьму, договоримся. Пока, Зин!.. А тебя, парень, как звать-то? — Она неожиданно перешла на «ты». — Неужто из самой Москвы прибыл? — спросила, когда он, заехав во двор, вышел из машины и помог ей закрыть ворота.
— Володя я… — И попутно сказал несколько слов о своей успешной подмосковной строительной фирме.
— А чего ближе не нашел, где отдохнуть? В такую-то даль… Отвечал он, аккуратно демонстрируя при этом даже некоторую робость перед яркими достоинствами хозяйки, поскольку знал, что такого рода мужская реакция при взгляде на эффектных женщин вызывает у них самих самодовольные ухмылки. И — точно, попал в цель: Дарья хрюкнула горлом, изображая удовольствие, и с вызовом выставила внушительную грудь, словно для обозрения. Знала, чем гордиться.
— Идем уж… — проговорила покровительственно.
И поплыла вперед, с таким аппетитом раскачивая бедрами, будто была абсолютно уверена, что новый постоялец, этот московский любитель копченой и вяленой рыбки, уже проглотил голодными глазами ее мощную наживку. И ведь оказалась отчасти права: только умирающий импотент, подумал Володя, сумел бы отвести свой тоскливый взгляд в сторону. На крыльце, у открытой двери, Дашка неожиданно ловко обернулась и увидела шальные глаза едва не уткнувшегося ей в спину молодого человека. Негромко охнула, будто с испуга, а затем с силой потянулась, изогнувшись всем могучим телом, как бы демонстрируя ему все то, что было скрыто у нее тканями легкой одежды. И Володя мельком подумал, что рассказы Дуси и Зины о совершенно непонятной притягательной силе этой женщины — отнюдь не выдумка злых завистниц, а суровая правда. И ему теперь придется быть максимально осторожным, чтобы самому не погибнуть, погребенному под этой знойной массой похоти. Бывает же такое неумеренное богатство на белом свете!
В доме с белеными стенами и потолком было прохладно, особенно после раскаленной улицы и банной духоты машины. Володя вздохнул и рассмеялся.
— Ты чего? — Дарья подозрительно уставилась на него.
— Надо ж, как мне повезло! Думал, в каком-нибудь сарайчике переночевать или в стогу в лучшем случае, а тут тебе — такое роскошество!
— Он стал с пристальным интересом, покачивая одобрительно головой, в упор разглядывать хозяйку, изображая, впрочем, вполне естественно, свой неподдельный восторг от увиденного. — И где ж это на нашей грешной земле такая красота рождается-то, а, Дарья Степановна? Не понимаю, почему та женщина, что привела меня к вам, говорила, будто хозяйка — пожилая, тихая да набожная… Ой, что-то мне не верится! Может, это не про вас?
— А с чего это она тебе так сказала? — заинтересованно насторожилась Дарья.
— Да я сам попросил ее, чтоб подсказала, где попроще, ну, чтоб спокойно, без пьянки, что ли, можно было отдохнуть маленько… Так-то я и сам — не монах, и без женского общества тоже не обхожусь, и выпить могу, да только в меру. А вот шумной пьянки не люблю. Да и устал сегодня, — он поморщился. — Двое суток от Москвы гнал, а когда от Волгограда уже катил, думал, сдохну от духоты. А стекло опустишь, еще хуже делается, раскаленный сквозняк. А у вас, гляжу, — просто благодать!.. Ну и куда вы меня, Дарья Степановна, определите?.. Слушайте, мне как-то неудобно такую молодую, симпатичную женщину — да по отчеству… Может, попроще как-то разрешите? Даша там, или Дашенька… Нельзя? Совсем уж я, поди, обнаглел, да? — Он призывно засмеялся.
Постоялец выглядел таким молодым и наивным, что Дарья просто не могла не отреагировать соответствующим образом:
— Так, а чего ж, кто тебе мешает? Меня тут все Дашей кличут. Подруги — Дашкой. А ты уж сам смотри, как тебе способней, милок… Дашенька, ишь ты, придумал!.. А положу тебя, хочешь, вон там, — она провела его в маленькую комнату, с открытой дверью на веранду: дома тут, понял Володя, строились по одному образцу. — Либо на веранде. И окна занавешу, чтоб солнце не пекло, вот и отдыхай себе сколько хочешь. Выход отдельный, мешать тебе не буду… — Она помолчала и добавила с усмешкой: — Если сам не попросишь.
— Ха! — выдохнул он с заметно нарастающей страстью и повел притягательным, «плавающим» взглядом по ее бедрам. — Ну а если решусь да попрошу? По шее дашь и прогонишь или как?
— А вот посмотрим, как, — с легким вызовом в голосе сообщила она. — Пойду белье принесу. Простынь, подушку. Одеяла не нужно, без него спим.
— Что, и ты тоже? — Он с такой голодной жадностью уставился на нее, что Дарья ухмыльнулась, и бедра ее как-то самопроизвольно зашевелились, и он сладострастно засмеялся. — Вот бы хоть одним глазком взглянуть, а?.. На такое богатство!
— А у нас, милый, не глядят, — с опасной усмешкой она вдруг надвинулась на него, едва не прижав грудью к стене, и добавила с придыханьем: — У нас не зевают, понял, паренек хороший?
— Да понял… чего не понять, — почти прохрипел он, тоже прерывисто дыша, и, демонстрируя сжигающую его страсть, вдруг храбро вцепился сильными пальцами в необъятные ягодицы хозяйки и сжал тугое мясо с таким потягом, что наверняка оставил впечатляющие синяки.
Она охнула от неожиданности, дернулась было, но тут же осела всем телом и рыхло навалилась на него, тоже шепча прерывистой скороговоркой:
— Ишь ты, какой… быстрый да горячий… Не спеши, малый… уж тебе-то всего достанется… коли отдохнуть решил… Пусти-ка меня… принесть бы надо… А устроишься, так уж и быть, — она мелко засмеялась, — не обижу… Видно ж… человек хороший, зачем обижать, да?..
Глаза ее пылали.
— Да ты ж ведь, чую, и не можешь обидеть мальчонку? — на выдохе прошептал ей Володя, медленно и словно очень неохотно отпуская из пальцев вздрагивающие ягодицы. И по ее закаченным глазам и нервно дергающимся, пухлым губам, жаждущим, надо понимать, скорого и сокрушительного поцелуя, понял, что ни о какой обиде речи тут и близко идти не может.
«Надо же, какие сумасшедшие страсти бушуют в этой деревне! — мелькнула веселая мысль.
— Неужто настолько уже ослабли здешние мужики, что некому и хороших дровишек в такой пылающий огонь подкинуть? Ох, похоже на то… Ну а поцелуй — куда ж без него, особенно в начале…».
Совсем «поплыла» растерявшаяся от такого «начала» хозяйка, едва на ногах держалась. А Володя подумал, что первая часть задания в многоплановой операции по «проникновению в стан врага», им, пожалуй, выполнена и досрочно, и успешно. Объект практически освоен, и теперь остался не самый сложный процесс, собственно, уже конкретного «проникновения», в чем особых трудностей тоже не предвиделось. В конце концов, сыскная работа никогда не обходится без риска. Но зато, когда в ней задействована в качестве объекта внимания задыхающаяся от жадной страсти женщина, такая работа, как правило, вознаграждается и впечатляющими результатами. Теперь оставалось только подразвязать язычок этой огнедышащей Дашки с помощью хорошей водочки — придется ж ведь удачный приезд отметить! — и тогда надолго задерживаться в этом логове, вероятно, ему уже не придется. Знал бы Владимир Сергеевич, как он окажется неправ…
