Что еще было известно? Пытался, по словам Дуси, гонять «наркошей», составлял протоколы и отправлял в округ. А там и не чесались, кидали, поди, в корзинку. И получалось, что все старания участкового никакого удовлетворения ему не приносили. Наверное, поневоле озлобишься. Еще известно, что он якобы имел серьезный компромат против некоторых покровителей сборщиков конопли на островах.
А после дерзкого убийства Энвера Дадаева он, видели свидетели, заходил во двор к Калужкину и пробыл там довольно долго. Ходили слухи, что он первым высказал подозрение, что именно Антон и застрелил соседа. Но беседы и признательных показаний у них вроде бы не получилось, потому что — это тоже многие слышали — рассерженный Калужкин кричал вслед уходящему Грибанову, что тот — паразит на шее простого народа и занимается не своим делом. Ему бы, мол, зэков по лагерям охранять. С собаками! Поскольку и сам собака. Ну а это уже запомнили: не всякий день такими словами оскорбляют представителя правоохранительной власти. А буквально через несколько дней — меньше недели прошло — как был убит и участковый Грибанов. Поздно вечером, уже по темноте, в двух шагах от своей калитки. И снова стреляли сзади, будто убийца боялся посмотреть в глаза своей жертве. На том месте, где мог стоять предполагаемый киллер, израсходовавший опять, как и в случае с Дадаевым, один патрон, гильзу и нашли. А когда извлекли пулю из головы покойного майора, экспертизе стало ясно, что она была выпущена из того же самого автомата. И гильза была от этой пули.
Грешить на Калужкина можно было сколько угодно, но у следствия не имелось никаких доказательств и даже косвенных улик его вины. Да, обнаружили гильзу от пули, пробившей голову Дадаева сзади, во дворе Антона. Но никаких следов ног рядом не было. Как не имелось в наличии и самого оружия, кроме ружья. На которое, кстати, имелось разрешение. Точно таким же способом был убит и Грибанов — сзади и одним выстрелом. Но расстояние от стрелка до «мишени» было довольно велико — около тридцати метров. Учитывая при этом темноту, можно было сделать вывод, что стрелял хороший специалист. Однако Калужкин никогда в спецназе не служил, а в его ружье было столько пыли и прочей нечисти, что говорить о том, будто он применил неизвестный автомат, казалось абсурдным. Но следствие, тем не менее, посчитало именно так, вопреки всякой нормальной логике. И вот ведь, какая удача для следствия! Висели бы убийства и висели дальше, но сразу после убийства третьего — доктора — автомат неожиданно обнаружился у соседа. После чего сдавший автомат милиции сосед был грамотно убит на трассе, это и сомнения не вызывало. Чистая, казалось бы, работа. Только автомата и не хватало, чтобы сразу повесить три нераскрытых дела на шею строптивого пасечника, одним махом избавиться от «висяков»…
Правда, были слухи, что и «раскаявшегося» грешника калмыцкой национальности «приделал» тот же Калужкин с помощью собственной автомашины. Как он это сумел сделать, никто не знал, но машину спешно увезли для исследования аж в Астрахань, где она и находится по сей день — вот уже полгода. И что там с ней делали, одному Богу известно. И астраханской прокуратуре.
А ведь и на самом деле, не окажись все люди вокруг такими недоверчивыми олухами царя небесного, как, вероятно, считало большое начальство, доказательств вины Антона — выше крыши. Или, как говорили в молодости Грязнова еще в Барнауле, «выше сельсовета», поскольку это прибежище власти всегда оказывалось самым высоким зданием в деревнях и поселках.
И вот уже пол год а прошло, как тянется следствие, а народ все сомневается, не верит следствию, подтасовку кругом видит. Причем видит именно народ, а не те, кому и поручено само расследование, и не те, кто расследование контролирует. Не заинтересованы или наоборот? Так в чем же дело? Ответ понятен: кому-то очень надо, чтобы сел именно Калужкин, и лучше, чтоб навсегда. Никого в его семье не осталось уже. Даже жена, говорят, сбежала. И незачем теперь новому Дадаеву, последнему уже, договариваться с соседом о переносе забора, старый можно просто снести и поставить новый вокруг бывшей теперь усадьбы Калужкина. А что, красивое и скорое решение вопроса. Вот только не дождался Энвер Дадаев своего торжества. И если хорошенько подумать, то и младший может тоже ничего не дождаться… В этой-то ситуации, когда пошла большая зачистка…
Мелькнула было у Грязнова такая мыслишка, и растворилась в не остывшей еще жаре уходящего дня. Почему-то так ему показалось. А вот почему, не мог пока понять Вячеслав Иванович…
Один вопрос сидел занозой: почему поругались Калужкин с Грибановым? Ведь мог же участковый заговорить на эту тему с женой? Если пришел домой рассерженный или расстроенный? Иной раз обида сама с языка срывается. А тут — на всю станицу! И кругом — свидетели, как нарочно…
— Здравствуйте, Лидия Ивановна, — степенно произнес Грязнов. — Позвольте представиться вам и попросить вас ответить на несколько вопросов, касающихся гибели вашего супруга. Я объясню свое присутствие здесь, если разрешите…
— Здравствуйте, Вячеслав Иванович, — просто ответила женщина и стала вытирать руки фартуком. — Заходите, пожалуйста…
— Откуда вы знаете меня? — удивился Грязнов.
— Слухи… — печально улыбаясь, ответила женщина. — Народ говорит: какой-то важный чин из московской милиции гостит у Дуси Мамонтовой. И, мол, опрашивает потерпевших родственников. А зачем — известно. Вот уже, видно, и до Москвы наш беспредел докатился…
— Смотри-ка, что языки творят! — усмехнулся Вячеслав Иванович. — Вы — третья, к кому зашел, а уже говорят бог знает что. Нет, Лидия Ивановна, Москва тут ни при чем. И вашего супруга, как я могу предположить, вовсе не Калужкин убил. Но кто-то очень умный ловко сработал под него. Вот кто — это и есть главный вопрос. Так я могу кое о чем спросить вас?
— Конечно, проходите в сад. Извините, ничем вкусным угостить не могу, потеряли кормильца…
— А что же начальство по этому поводу думает?
— Да что оно думает? Я вот узнала, что к Дусе братец пожаловал, хотела было подойти, поплакаться, а потом раздумала. Человек отдохнуть приехал, усталый, а тут — я со своими бедами… Про пенсию-то пока одни разговоры…
— Но это же форменное безобразие! — всерьез рассердился Грязнов.
— Ничего не поделаешь, — устало отозвалась женщина, садясь на табуретку напротив у садового столика и пряча руки под фартуком. «Красные, после стирки, стесняется, — горько подумал Вячеслав Иванович.
— Да что ж мы с нашими женами-то творим?!» Чуть слеза не прошибла. Нахмурился, голову опустил.
— Я обещаю вам, Лидия Ивановна, сегодня же позвонить генералу Привалову. Это ж, черт возьми, что такое! — воскликнул с гневом. — Погиб-то ведь Андрей Захарович, как мне сказали, девять месяцев назад! Неужели, до сих пор?!
— Как видите… Ну, спрашивайте, скажу, что знаю. Со мной ведь те следователи, что приезжали на труп, не соизволили даже и словом перекинуться, не то что снять какие-то показания. Да им и не нужно было ничего. Они заранее все знали…
— М-да… — Грязнов покачал головой. — Так если можно, я спрошу у вас. Не знаете, почему поругался ваш муж с Калужкиным? Что там за угрозы были и насколько они серьезны? Он не говорил вам?
