– Все под богом ходим! – мрачно заявила Медведева. – Еще
неизвестно, что у красотки на уме! Кстати, у Елены Сергеевны тоже полно добра!
Опять же квартира, правда, похуже нашей, но на миллион долларов потянет, всякие
там брюлики-шмулики… Неплохой куш для самозванки? Только ты можешь мне помочь!
– Но как? – поразилась я.
– Надо доказать, что она не Настя!
– А кто?
– Килькина! Дочь военного, дворняжка!
Я вытаращила глаза.
– В милицию я обратиться не могу, – твердила Таня, – к
частному детективу тоже. Деньги возьмет, ни хрена не сделает, или, еще хуже,
раскопает правду и сольет информацию в прессу! А ты своя, ты же поможешь? Да?
Мне очень, очень плохо!
– И что прикажешь делать? – окончательно растерялась я.
– Необходимо найти тело Насти! – заявила Таня. – Ее убили!
Гитана никогда не ошибается!
– Даже если предположить невероятное – что я сумею
обнаружить могилу ребенка, – то, думаю, за десять лет от трупа ничего не
осталось!
– Ты просто не хочешь мне помочь, – горько заплакала Таня. –
Я уверена: Настю убили, эта дрянь водит Мишку за нос! И неизвестно, что она
предпримет! Вдруг задумала отравить нас? А? Скажи?
– Ладно, ладно, – закивала я, – для начала нужно
побеседовать с Зоей Андреевной. У тебя есть ее адрес?
– Миша в книжку записал, – сказала Таня. – Зачем тебе она?
– Ну как же! Смотри, у нее была дочь Настя, которая, попав в
больницу, вышла оттуда с амнезией. Если представить, что Килькина всех
обманывает, тогда возникает естественный вопрос: а была ли девочка?
– Чего? – растерялась Таня.
– Получается, что было две Насти, – попыталась я
растолковать Тане свою версию, – одна Килькина, вторая Медведева. Если Зоя
забрала из больницы последнюю, то где первая? Неужели она оставила собственного
ребенка в клинике?
– Может, никакой Килькиной не существовало, – фыркнула Таня.
– Вот, – сказала я, – отсюда и начнем. Я использую свои
связи, попрошу навести справки, но мне необходимо иметь точные данные о Зое, ее
муже и самой Насте. Сумеешь их достать?
– Легко, Настя скоро вернется, я расспрошу ее! А хочешь,
сама оставайся! Кстати, почему они так задержались?
Не успела Таня удивиться, как из прихожей послышался стук
двери и шаги.
– Вернулись, – лихорадочно зашептала Танюша. – Дашка,
умоляю, не подавай виду, она не должна догадаться, что мы ее раскусили,
изображай радость, обнимай эту сволочь, плачь… ну не знаю, как тебе себя вести.
Необходимо усыпить ее бдительность, и…
Конец фразы Таня проглотила – в просторную кухню-гостиную
вошел Миша и, не заметив меня, велел жене:
– Сделай кофе, да покрепче, не вари, как всегда, бурду!
– Если тебе не нравится моя готовка, можешь пойти в
ресторан, – мгновенно подбросила поленья в костер ссоры Таня, – или сам берись
за джезву.
Миша нахмурился, но тут в кухню вошла симпатичная блондинка
и сказала:
– Добрый день или уже вечер, наверное! Хотите, я всем кофе
сварю? У меня здорово получается! Если Тане трудно, мне не в лом!
Я уставилась на Настю. Замечали ли вы, что все блондинки
похожи друг на друга? Может, это из-за сегодняшней моды на длинные волосы с
неровно постриженными прядями? Или светлая кожа, голубые глаза и розовая помада
делают нас клонами? Во внешности самозванки не было ничего особенного, в толпе
подобное лицо не выделяется, скользнешь по нему взглядом и через секунду
забудешь, нет ни особых примет, ни яркой индивидуальности – широко
растиражированный образ. Вот так, посмотрев на девушку, невозможно сказать,
является ли она дочерью Миши. В последний раз я видела Настю более десяти лет
тому назад, когда приезжала поздравлять Таню с днем рождения. За прошедшие годы
она выросла, сильно изменилась, из милой малышки превратилась во взрослую
девушку. За это время внешность девочки могла радикально измениться. Исчезни
Настя в двадцать лет и «воскресни» в тридцать, она была бы узнаваема, в сорок и
пятьдесят тоже, но десять и двадцать сильно разнятся друг от друга, неизменным
останется лишь цвет глаз. А теперь вспомним, сколько в России голубоглазых
девушек?
– А я вас помню! – заулыбалась Настя. – Вы Маша!
– Попробуй еще раз, – старательно изображая добродушие,
ответила я, – похоже, да не то!
– Даша! – хлопнула себя по лбу девица. – Маша ваша дочь! О!
Теперь я и про туфли вспомнила!
– Туфли? – невольно повторила я.
Настя кивнула и пошла к плите. Походя она открыла шкафчик,
вытащила банку с арабикой и, насыпая в джезву ароматный порошок, сказала:
– Мне постоянно сон снился, про розовые лодочки с цветочком!
Вот я вас сейчас увидела, и как ракета в голове взорвалась. Вспомнила! Вы же их
мне подарили! Купили Маше, а ей они не подошли!
Я порылась в памяти и извлекла из нее один эпизод. В
приснопамятные советские годы я, постоянно озабоченная добыванием денег,
пристроилась подрабатывать в объединение «Интурист». Взяли меня туда внештатно,
рассчитывались со мной сдельно: пробегала неделю, получи за семь дней.
Устроиться толмачом, сопровождающим иностранцев по Москве, в те годы было
практически нереально, каждого кандидата под лупой изучало КГБ. С моими
многочисленными разводами было трудно прошмыгнуть в элитное сообщество, но у
меня имелось очень весомое преимущество – я в совершенстве владела французским
языком. Если вы думаете, что все переводчики хорошо знают язык, то глубоко
ошибаетесь. Очень часто они несут жуткую отсебятину, искажают фразы,
неправильно передают их смысл, а уж сленгом владеют единицы.
Не так давно мне довелось присутствовать в Париже на
вечеринке, которую устраивала некая фирма, связанная с производством труб. Так вот,
один из хозяев банкета, слегка подвыпив, произнес тост:
– Ну, нам удачи и бабок побольше!
Переводчик-француз на секунду завис, а потом лихо перевел
фразу для своих соотечественников:
– Предлагаю выпить за дам!
Хорошо хоть, из чисто французской галантности, он не
произнес: «Опрокинем рюмашку за старух».
Когда официальная часть торжества завершилась и народ начал
наливаться алкоголем, я подошла к толмачу и сказала:
– Бабки – это деньги! Вы неверно передали смысл тоста.
Переводчик изумился:
– В смысле?
