– Тьфу, прямо! – ответил невидимый собеседник. –
Понаприехали тут, из-за вас в магазинах ниче не купить, цены взлетели. А почему
бы их не поднять, коли вы, богатые, булки по тридцать целковых берете? Чтоб ей
сгореть, энтой церкви, может, тогда б лучше стало…
Голос начал удаляться; я, слегка повернув голову, увидела
скрюченную фигуру, одетую, несмотря на теплый день, в рваную куртку и коротко
обрезанные валенки. Восторг, царивший в душе, мигом испарился невесть куда. Я
вздрогнула и пошла искать одиннадцатый дом.
Раиса обитала в маленькой развалюшке, стоявшей на отшибе.
Мне пришлось довольно долго плутать по Первомайской, прежде чем обнаружилось
нужное здание. Очевидно, в местной администрации сидели большие чудаки, которые
номера домам присваивали наобум, поэтому за избушкой под номером «3» виднелся
сарайчик с табличкой «8». Я не хотела спрашивать дорогу, да и не у кого было:
Первомайская казалась вымершей, по пыльной дороге бродили лишь грязные куры, и
мирно щипали траву тощие козы. Если центр Добротеева походил на город и сверкал
чистотой – около гостиницы асфальт, похоже, вымыли с шампунем, – то
Первомайская смотрелась умирающим селом. Зря, наверное, считается, что лишь в
Москве и Питере существует классовое расслоение жителей на феерически богатых и
нищих. В Добротееве тоже не наблюдалось социального равенства – одни обитали в
многоквартирных башнях со всеми удобствами, другие ютились в сараюшках и сажали
овощи, чтобы сэкономить хоть копейку. Но даже на фоне обшарпанных домишек
избенка Раисы выделялась не в лучшую сторону.
Глава 20
– Ну че, договариваемся? – деловито осведомилась хозяйка,
втаскивая меня в большую комнату, в которой царил чудовищный беспорядок. –
Видишь, как хорошо живу? Небось тебе, богатой, такое даже и не снилось.
Осмотрись и поужасайся!
Я молча обозрела комнату. Да, сейчас я обитаю в Ложкине, в
большом, просторном доме, и особо не задумываюсь о цене, приобретая продукты.
Но бывали в моей жизни разные времена, в том числе и такие, когда приходилось
покупать картошку не килограммами, а по счету: две на суп, три на пюре и одна
про запас. Только никогда я не жила в такой грязи, хоть и не считаю себя
идеальной хозяйкой и, если уж быть совсем честной, терпеть не могу заниматься
наведением порядка.
Стирка всегда вызывала у меня малоприятные эмоции, к тому же
у нас в ванной долгое время стояла так называемая машина-полуавтомат –
здоровенный агрегат, куда следовало самостоятельно заливать воду, потом
выливать ее, а на режиме отжима машина начинала скакать по полу, словно
норовистый ишак, и мне приходилось садиться на нее, чтобы утихомирить бешеный
механизм. Стирала машина плохо, но потом Оксанка посоветовала класть в барабан
два теннисных мяча, и белье стало выглядеть чище. Однако борьба со вздорной
машиной еще ерунда, намного хуже было гладить вещи при помощи советского утюга,
имевшего лишь два температурных режима: горячо и холодно, ясное дело, ни о
каком отпаривании речи не шло.
А пылесос? У меня имелось некое торпедообразное чудище,
которое с невероятным ревом всасывало через шланг комки грязи, а потом
выплевывало ее в дисперсном виде через отверстие, расположенное в антифасадной
части, мешок для сбора отходов, как правило, оставался после уборки полупустым.
Я была абсолютно уверена: мой пылесос – живое существо, он сначала ест пыль, а потом…
ну, что происходит через некоторое время со слопанной пищей? Вот-вот.
Еще в доме имелся холодильник, в морозильнике которого с
пугающей регулярностью нарастала «шуба», и тогда начинался процесс под
названием «мытье рефрижератора». Все продукты вываливались в таз и закрывались
сверху ватным одеялом, или «укладка» ставилась в ванну, налитую холодной водой.
Желая сократить время на разморозку, хозяйки изощрялись кто как мог. Одни
пользовались феном, другие пытались воздействовать на «сугробы» пылесосом,
третьи запихивали в отсек вентилятор, четвертые ставили в него миску с
кипятком. Один мой приятель тыкал в «айсберг»-паяльником, а Ленка Ремизова
клала в «ледник» электрогрелку (правда, один раз подругу так шибануло током,
что она перестала выпендриваться). Вот только острым ножом сковыривать лед было
нельзя. Я один раз проткнула какую-то трубочку и лишилась холодильника – из
него вытекла некая, необходимая для функционирования жидкость (или что там в
него закачано).
А еще у бедных советских женщин не было средств для мытья
посуды, чистки кастрюль, отбеливания, стирки… Вернее, неправда. Существовала
бутылка с надписью «Чистюля», только обработанная ею тарелка воняла керосином.
Порошок «Пемолюкс» был замечателен всем, кроме одного – после его использования
на всех поверхностях оставались царапины. А от «Белизны» новое белье
расползалось в руках. Но советские бабы с честью выходили из тяжелого
положения: на мойках стояли банки с пищевой содой, сухая горчица великолепно отчищала
все, от ванны до оконных рам, белье кипятили с хозяйственным мылом (запах,
правда, стоял ужасный, зато простыни потом сияли), а «Белизну» наливали в
унитаз на ночь, утром просто спускали воду и любовались на сверкание
«фарфорового друга». И никогда ни у меня, ни у моих подружек, считавших до
получки не рубли, а копейки, не стояла в доме такая грязь, как у Раисы.
– Кручусь-верчусь, – ныла ничего не подозревающая о моих
мыслях Раиса, – а живу хуже всех. И че делать?
Я с трудом удержала рвущиеся с языка слова. Как поступить?
Ну, для начала вымыть посуду, застелить кровать, постирать занавески, смахнуть
пыль, протереть полы и развесить в шкаф вещи, небрежными кучами висящие на
стульях.
– Значит, покупаешь мне телик, – начала загибать пальцы
Раиса, – холодильник, плиту, рукомойник, ковер бордовый, одеяло пуховое, три
подушки, еще бельишко постельное льняное…
– Как насчет машины? – не выдержала я. – «Мерседес»
подойдет?
Раиса заморгала:
– За фигом он мне? Лучше в дом хорошее. Мебель пора менять и…
Мое терпение лопнуло.
– Рая, по какой причине я обязана вас облагодетельствовать?
Санитарка плюхнулась на стул, прямо в кучу скомканных
тряпок.
– Я знаю все про Ларису Королькову!
– Ладно, – кивнула я, – рассказывайте.
– Нашлась хитрая! Телик вперед!
– Я вовсе не уверена, что ваши сведения представляют
ценность. Сначала разговор, потом оплата.
– Фиг тебе! – взвизгнула санитарка. – Бабки вначале.
Я вынула из сумочки одну купюру:
– Это аванс. Начинайте.
Раиса схватила ассигнацию, сунула ее в лифчик и заговорщицки
зашептала:
