Я оглядела украшение. Не сочтите меня за снобку или
завистницу: я, как все женщины, очень люблю цацки и принадлежу к той категории
счастливиц, которые могут себе позволить новое колечко или сережки. Но
неуклонно соблюдаю неписаное правило: брильянты надо надевать вечером под
соответствующий наряд. Особа, отправившаяся в десять утра на рынок за картошкой
в пудовом алмазном колье, вызывает усмешку. А еще мне кажется, что крест – это
не ювелирное украшение, не следует усыпать его каменьями и жемчугами.
– Ну, супер? – подпрыгивала Лада. – Скажи, как подруга,
шикарно? Витька столько денег отдал!
– Замечательная вещь, – покривила я душой, – тебе идет.
Лада шумно выдохнула и заметила:
— Знаешь, почему он крестик купил?
– У вас какая-то дата?
Лада хмыкнула:
– Нет. Просто вчера я в машине трусики нашла. Женские! Не
свои! Ну и устроила разбор полетов. Конечно, Витя красавец. На него все
вешаются, любая к нему в койку прыгнет. Только он мой! Пусть попробуют, гадины!
Кислотой оболью! Глаза выцарапаю, со свету сживу!
Шея и щеки Лады покраснели, грубо накрашенные глаза
наполнились слезами.
– Он мой, – перешла она на шепот. – Сволочь! Вечно таскается
невесть где, телефон отключает, врет…
Мне снова стало жаль Донскую. Похоже, она и правда любит
своего павлина. Лада старше Вити, и зря женщина пытается казаться моложе.
Открытая шея выдает возраст, а подчеркнуто сексуальная одежда делает тетку
вульгарной. Ладе следует сменить прическу, состричь сожженные перекисью волосы,
вернуть себе естественный колор шатенки, убрать все силиконовые части, надеть
спокойную одежду без сверкающих стразов и сказать самой себе: «Первая молодость
прошла, теперь наступила вторая. И если моего партнера привлекает лишь дама
щенячьего возраста, то пусть катится на все четыре стороны. Унизительно корчить
из себя малолетку, чтобы удержать парня. Не желает жить со мной – дверь
открыта».
Самое интересное, что женщины, рассуждающие подобным
образом, как правило, окружены кавалерами, а несчастная баба, всеми способами
цепляющаяся за партнера, непременно остается одна. Ну какие перспективы у Лады?
Новые имплантаты? Липосакция? Ботокс? Можно каждый месяц подрезать лишнюю кожу,
но ведь взгляд не натянешь! Если нет внутри огня, то никакие омолаживающие
процедуры не помогут. А у Лады взор загнанной кошки, на дне глаз плещется нечто
нехорошее. Так темное озеро кажется издалека красивым, а подойдешь поближе,
наклонишься и отшатнешься: болото с гнилой водой.
– Постоянно волосы черные у него на рубашке нахожу, – сжимая
мое плечо, шептала Донская, – и духами пахнет дурацкими – ландыш, фиалка… Ну за
что мне это, Дашут? Из грязи вытащила, одела, обула, отмыла, с матерью его,
змеей подколодной, подружиться пыталась, да толку! Меня все ненавидят, все!
Даже родная сестра Лиля. Стройкомпания-то ей принадлежит! Не забывает
намекнуть, что из милости держит, а знаешь почему? У нее муж козел, старый
пердун, импотент, вот она на Витьку глаз и положила. Только моему мужу старухи
не нужны. Соображаешь, как живу? Кругом одни свиные рыла, пашу словно лошадь,
все в семью, в дом, в бизнес сестры, в детей, в Витю, а они… Эх! Представляешь,
даже с днем рождения не поздравил!
– Мы идем мой дом смотреть? – загудел Тема из коридора:
– Надо кроссовки надеть, – сказала Маня.
– Там грязно? – удивилась Зайка. – Не люблю спортивные
башмаки.
– Почему? – вклинился в беседу Витя.
– Я в них похожа на утку, – хихикнула Ольга, – на толстое
водоплавающее на целлюлитных лапках.
Виталий засмеялся:
– Для начала – у птиц не случается целлюлита. А вы больше
напоминаете лебедя. Впрочем, нет, если пользоваться образами из животного мира,
скорей грациозную серну.
По щекам Лады потекли слезы.
– Сейчас убью ее, – впав в почти невменяемое состояние,
простонала она.
Я быстро вытащила платок, сунула его прорабше и шепнула:
– Спокойно. Зайка не представляет никакой опасности, она до
потери пульса любит Кешу. Ничего твой Витя сейчас плохого не сделал, просто
отпустил дежурный комплимент. Возьми себя в руки, не демонстрируй слабость
перед посторонними.
Лада прижалась ко мне:
– Господи! Спасибо, Дашуль! Послал господь наконец-то
настоящую подругу.
Я вздрогнула. Совсем не собиралась поддерживать с прорабшей
приятельские отношения, просто по-человечески пожалела ее. Но, видно, жизнь у
Лады совсем не сладкая, раз обычное сочувствие вызвало у тетки прилив бурной
нежности ко мне.
Глава 17
Внутри особняк выглядел мрачно, в комнатах пахло сыростью,
несколько чумазых рабочих бродили по помещению с какими-то трубами в руках.
– Они иностранцы? – вдруг поинтересовалась Машка.
Витя кивнул и, поманив Тему, исчез, Лада и Зайка пошли за
мужчинами.
– Как думаешь, откуда мастера? – спросила Маруська. –
Чумазые, как черти.
– На стройке трудно быть чистым, – ответила я.
– Гюнтер носил белый комбинезон, – напомнила Маня. – Ну,
тот, что нам в Ложкине камин делал.
– Гюнтер немец, отсюда и белоснежная спецодежда.
– Ладно, выясним, – кивнула Маруська и, повернувшись к
рабочим, произнесла фразу на французском. – Хм, не понимают. Хау ду ю ду? Снова
не реагируют. Муся, ты немецкий помнишь?
– Смутно, – призналась я, – надо бы почитать книги на языке
Гёте, чтобы освежить лексику. Давай теперь я попытаюсь. Может, немного
по-русски разбирают? Добрый день. Вы кто?
– Та из Кочетавки, – равнодушно ответил один строитель.
– Это в какой стране находится? – задумчиво спросила Маня.
– Та в… – завел было работяга, но тут же получил пинок от
своего собрата и замолчал.
– Италианцы мы, – на вполне сносном русском ответил тот, кто
только что пихал мастера, – с Риму приехали до вас. Нам денег треба, дома с
працованием беда.
– А ваш коллега про какую-то Кочетавку говорил, – напомнила
Маня.
Работяга кашлянул.
– Та уж правильно. Кочетавка завсегда итали-анским городом
була, близенько от Риму стоит. Мы тама усе кто штукатуры, кто плиточники.
Бачьте, яка хороша труба! Ща мы ее…
