– А как поступают, если в наличии только чутье, а улик нет?
– Отпускают, – мрачно ответил Федосеев. – Но…
– Давай без всяких тонкостей. Ты мог ее отправить домой?
– Теоретически – да.
– Вот ты это и сделал! Никто не виноват. Розалия Майкова
покинула кабинет с разрешения следователя.
Федосеев засмеялся.
— Ты полагаешь, отправить задержанную домой просто? Сказал:
«Вы свободны», и ку-ку?
– А что еще?
Иван начал перекладывать бумажки, в беспорядке заваливавшие
стол.
– Тут целая волокита, вплоть до выдачи личных вещей. Не один
час пройдет, пока человека оформят.
Я было загрустила, но через пару секунд поняла, как следует
действовать.
– Значит, милиционер говорит: «Вы свободны», и заключенного
начинают готовить к выходу.
– Ну… в принципе так, хотя в действительности…
– Отлично, – оборвала я Федосеева. – В таком виде версия
будет выглядит убедительно: объявил Майковой об освобождении, вышел на минуту
из кабинета, а Розалия, незнакомая с процедурой, посчитала, что может уходить,
и адью!
– Я идиот?
– Слегка. Но это лучше, чем все остальное! Федосеев
нахмурился:
– Ужи не знаю…
– Зато я не сомневаюсь, что так ты сумеешь выпутаться из
глупой ситуации. Никому не рассказывай о фрамуге и туалете, а тверди: она ушла,
сочтя себя свободной. Я же тем временем займусь проблемой.
Иван с тоской глянул на меня.
– Какой?
Все-таки мужчины морально более слабы, чем женщины. Ну
почему Федосеев превратился в кисель? Главное в нашей жизни – не терять надежду
и никогда не сдаваться, выход найдется даже из тупика. Если вас замуровали в
бетонный мешок, не стоит ныть и плакать, лучше от слез не станет. Следует
царапать стену, авось проковыряете дыру и удерете. Не прощайтесь с жизнью, даже
если вас переехал поезд!
– Вань, – ласково сказала я, – у нас имеется пара суток до
возвращения Дегтярева и плюс к ним время до прилета в Москву генерала. Итого
примерно две недели. Ты теперь не один, рядом буду я. Чувствую себя, с одной
стороны, виноватой – не смогла выполнить просьбу Дегтярева, с другой –
ущемленной – Розалия ловко обвела меня вокруг пальца. Может, я и кажусь
никчемным существом, но на самом деле способна на многое.
– Я уже понял, – ехидно отметил Иван.
– Непременно отыщу Розалию и добуду необходимые
доказательства ее виновности! – заявила я, не обращая внимания на его ехидство.
– М-да… – горько вздохнул Федосеев. – Сел я в такую лужу,
что придется соглашаться и на твою поддержку. Хотя тихий внутренний голос
подсказывает: «Ваня, не связывайся с ней, хуже будет!»
– Накрой свой тихий внутренний голос тазом и подумай, что
любая помощь – тоже дело! – разозлилась я. – Сказано же, вытащу тебя из беды.
Живо сообщи домашний адрес Розалии!
– Ой, не могу! – фыркнул Иван. – Так она тебе и вернется по
месту проживания!
– Не спорь!
Федосеев порылся в кипе бумаг на столе, вытащил листок и,
прищурившись, прочитал:
– Москва…
– Город можно опустить! – в нетерпении воскликнула я. –
Ясное дело, она из столицы.
– Ну не совсем так, – хмыкнул Иван. – Розалия Михайловна
Ломоносова прибыла в Москву из Архангельска. Вернее, она обитала в небольшом
местечке под названием Сныть. Отец Розалии, Михаил Васильевич Ломоносов…
– Сын обеспеченного купца, – перебила я Ивана, – пришел
вместе с рыбным обозом в Москву, выучился, основал университет, писал оды на
восшествие цариц на трон, пользовался уважением окружающих. Не кажется ли тебе,
что дочурка ученого и поэта на редкость хорошо сохранилась? Ей уж небось около
трехсот лет, а смотрится новенькой.
– Не понял? – оторвался от чтения Федосеев.
– Хватит шутить, времени мало! Посмеялся, и ладно!
– Но ее отца на самом деле звали Михаил Васильевич
Ломоносов, – растерянно произнес следователь. – Смотри.
Я цапнула листок и возмутилась:
– Ну и странные случаются люди! Зачем называть ребенка
точь-в-точь как исторический персонаж?
– Считаешь эту проблему сейчас главной? – на полном серьезе
осведомился Федосеев.
– Рассказывай все, что известно о Розалии! – велела я, решив
не реагировать на колкие замечания.
Федосеев начал выдавать информацию, и очень скоро мне стало
понятно, по какой причине мужик до сих пор сидит в районном отделе, не
продвигаясь по службе. Может, Александр Михайлович прав, считая бывшего
однокурсника крепким профессионалом, вполне вероятно, что Дегтярев и не
ошибается, но в случае с Розалией действия следователя выглядели беспомощными.
Иван выяснил о Розалии лишь общие данные. Младшая дочь
Михаила Васильевича Ломоносова была в городе Сныть яркой звездой. Розочка
громче всех пела, ловчее танцевала, а когда в населенном пункте образовалась
своя команда КВН, стала ее постоянной участницей. Закончив школу, Розалия не
пожелала остаться в Сныти. Да и что хорошего ждало ее там? Предстояло выйти
замуж за одного из местных парней, нарожать сопливых детей, растолстеть и потом
всю оставшуюся жизнь бороться с алкоголизмом супруга, собирать деньги, желая
купить машину-дачу-ковер-шубу, и любоваться в телевизор на красивых людей,
которые не влачат жалкое существование, а живут весело, богато, счастливо.
Вопреки воле родителей Розалия уехала из Сныти, причем не в
Архангельск, а в далекую Москву. Домой Ломоносова никогда не возвращалась,
писем не присылала. От нее через месяц после побега пришла лишь короткая
весточка: «Поступила в институт назло вам. Прощайте. Если увидите мое фото в
журналах, лопните от зависти. Вы в меня не верили, вы мне не нужны. Нам не о
чем разговаривать и нет необходимости встречаться». Письмецо было написано
торопливым почерком – похоже, что отречение от родной семьи девушка составила
впопыхах.
Розалия полностью выполнила обещание – в Сныть она не
приезжала, родителям не звонила. Старшая ее сестра Нина не сумела даже сообщить
ближайшей родственнице о кончине сначала отца, а потом и матери: следы девушки
затерялись в Москве. Единственное, что мог разузнать Федосеев: ни в одном
высшем учебном заведении столицы Розалия Михайловна Ломоносова не обучалась.
