«Ну прямо Штирлиц пришел проведать радистку-роженицу!» — Ярослав закрыл глаза. Сил терпеть этот дешевый спектакль не было.
Крыс сел в кресло у кровати, похлопал Садовского по колену
— Как ты, дружище?
— Как видишь, — процедил Ярослав. — Понатыкали в меня трубок, как в космонавтку Белку. Только скулить и остается.
Судя по злорадному выражению лица, увиденное Крыса порадовало.
— Ты что-нибудь помнишь?
— Пил кофе. Подъехала Эрика. Дальше — темнота. Били дважды.
— Возможно, больше. Полюбуйся.
Крыс достал из кармана зеркальце, чем очень удивил Ярослава. Но собственное отражение удивило его еще больше. Из прямоугольника зеркала на него глянула пунцовая образина с расплющенными губами и с фиолетовыми кругами под глазами.
— Сотрясение мозга. Подозревают трещину основания черепа, — добил Крыс. — Так что ты уж поосторожнее. Резкие движения тебе сейчас противопоказаны.
Ярослав тихо застонал. Врачи оказались куда гуманнее и не позволили ему взглянуть на себя в зеркало. И только законченный садист Крыс мог в такой ситуации ввернуть фразочку с двойным дном: «резкие движения», которые противопоказаны больному, — это тонкий намек на то, что больничную палату следует считать камерой предварительного заключения до тех пор, пока резидентура не подберет погорельцу более подходящее место для неторопливых бесед.
Крыс указал глазами на решетку вентиляции.
— Полиция сказала, что увидев тебя валяющимся под столом, девушка выскочила на улицу и подняла крик. Как раз подъехал твой знакомый Леон. Отважный человек — он сразу бросился в погоню за нападавшими. Но никого не поймал. Задняя дверь в кафе оказалась запертой снаружи. Хозяина нашли связанным в подсобке. Ты часто бывал в этом кафе?
— Второй раз, — нехотя ответил Ярослав, включаясь в «игру на микрофоны».
— А кто предложил встретиться в кафе? — с иезуитской улыбочкой задал вопрос Крыс.
— Эрика. Эрика фон Вестарп.
— Дай-ка я подушечку поправлю. — Крыс наклонился над ним и в самое ухо прошептал:
— Как тебя она поимела, а?
— Да иди ты! — Ярослав поморщился, когда его окатило ментоловым дыханием Крыса.
— Бумажник, документы, все пропало. Все, — подчеркнул Крыс, дав понять, что брактеат так и не нашли.
— Надежда умирает последней, — попробовал настроиться на оптимистический лад Ярослав. В конце концов, подобрать брактеат могли Эрика или Леон. Если так, то еще не все потеряно. Еще сохранялся шанс продолжить игру.
— Мне другая поговорка нравится. Что с возу упало, то пропало. — Во взгляде Крыса ясно читалось брезгливое презрение к проигравшему.
Садовский заставил себя думать. В который раз просчитал возможные варианты. Их было всего три: подставила Эрика, подставил Леон или кто-то вел эту парочку задолго до их встречи с Ярославом. Так или иначе, но все, что напланировал Центр, можно пустить на туалетную бумагу. Брактеат исчез. И виноват в этом тот, кто так безответственно подставился. Глаголев, само собой, Крысу клизму вставит, но главным виновником все равно назначат Ярослава, который сразу не раскусил провокацию. А значит, выгонят пинком под зад, как пса, потерявшего нюх. Но перед этим прогонят через все адовы круги служебного расследования.
Ярослав понимал, что надо собраться и начинать биться за свое будущее уже сейчас, пока лежит в относительной безопасности больничной палаты. В Следственном управлении на Лубянке ему не дадут в тиши и покое выработать линию поведения. Там будут прессовать по полной программе, вытягивая всю подноготную. Но он чувствовал, что воля к сопротивлению слабеет с каждой секундой.
Как всякий человек, у которого вырвали почву из-под ног, — а изуродованное лицо лишь усугубляло шок, — Ярослав желал одного — забыться и уснуть, втайне надеясь, что, проснувшись, он обнаружит, что все было лишь сном. Вялость внутри он списывал на действие лекарств. Думать иначе не позволяло самолюбие. И лишь оно сейчас не давало разрыдаться в голос прямо на глазах у ненавистного Крыса.
— Слушай, Костя, шел бы ты… Башка у меня раскалывается. И спать хочу.
— Конечно, поспи. Торопиться тебе некуда. Раньше, чем через неделю, тебя отсюда перевезти не позволят.! Но мы что-нибудь придумаем.
Намек был достаточно прозрачный, участие в голос! Крыса не обмануло. Правила Ярослав знал: если бы травма черепа и неподкупность немецких врачей, стоят сейчас Ярославу на первом допросе.
В палату вошла медсестра. Сделала строгое лицо и постучала пальчиком по часам на руке.
— Господин атташе, пять минут истекли! Больному нужен покой.
«Больному нужны мыло и веревка», — мелькнуло в голове у Ярослава. Юмор был совершенно могильный, но точно соответствовал моменту и тому, что творилось сейчас у него в душе.
Крыс бодренько вскочил, вскинул кулачок в пролетарском приветствии, пробормотал что-то ободряющее и выскользнул из палаты.
Медсестра пшикнула дезодорантом, наполнив палату цветочными ароматами. Подоткнула простыню под Ярославом. Пощупала пульс и успокаивающе кивнула. Глаза при этом она слишком быстро отвела в сторону.
Ярослав ужаснулся. Впервые за всю его взрослую жизнь молодая женщина не стала пристально, как завороженная, смотреть ему в лицо. И это стало самым верным и жестоким знаком краха. Окончательного и неумолимого.
Черное солнце
Шахматы были старинные, фигурки филигранной мастерской работы изображали воинов эпохи крестовых походов. Хиршбургу досталось воинство Салладина, а Винеру — крестоносцы. Бой был в самом разгаре, рыцари с крестами на плащах упорно атаковали оборону правоверных.
Винер дождался, когда слон черных шагнет на две клетки вперед, блокируя вырвавшуюся вперед пешку белых — мальчика-оруженосца с осиной талией, и встал из-за стола. Прошел к бару, зазвенел льдом в бокалах.
— Вам джину, Вальтер? — на всякий случай поинтересовался он, хотя знал ответ.
— Совсем чуть-чуть. Не могу пить в такую жару, — отозвался Хиршбург.
— Напрасно. Англичане, когда сунулись в тропики, быстро установили, что не виски и тем более не водка, а именно джин спасает от жары. И к тому же купирует тропическую лихорадку
— А Черчилль хлестал армянский коньяк, который ящиками посылал ему Сталин, — пробурчал Хиршбург.
— Ну, правители всегда выпадают из нормы, — усмехнулся Винер, наполняя свой бокал сухим вином. — Кстати, этот русский разведчик… Как, по-вашему, сколько времени ему надо, чтобы догадаться, что его подставили свои?
Хиршбург покосился на папку, лежащую на столе. Сначала показалось, что Винер оставил его доклад о событии в Берлине без комментариев. Но, как оказалось, все это время обдумывал сообщение.
— Если ему не отбили мозги, а мне сообщили, что он достаточно легко отделался, — начал Хиршбург, то, безусловно, он сейчас прокачивает ситуацию. Сначала будет подозревать непосредственных участников — Эрику и Леона. Потом станет грешить на некую «третью силу», которая «вела» его партнеров задолго до встречи с ним. Ну а после визита в больницу человека из резидентуры мысли у него потекут в нужном направлении.
