Он покосился на пожилого мужчину в линялой тельняшке, с безучастным видом потрошащего рыбу. В тазу плескалась вода, мутная от крови и требухи. Четыре леща, выложенных в ряд на доске, таращили мутные мертвые глаза. Мужчина сидел на корточках на ступеньке открытой веранды и на появление Елисеева не обратил никакого внимания.
— Слышь, дед, ты тут за кока? — спросил Елисеев.
— Хозяину жратву из ресторана привозят, — ответил мужик, не поднимая головы. — Это я для себя стараюсь. Елисеев отметил, что мужчина прижимает рыбу ребром полусжатого кулака. Пальцы при этом не шевелились, словно парализованные.
— Дед, ты где руку повредил?
Мужчина поднял голову, потер плечом небритый подбородок.
— Где все. На войне, — ответил он.
Елисеев потерял всякий интерес к ветерану неизвестной войны. Запахнул полы куртки, пряча кобуру. Прикрыв глаза, еще раз длинно втянул носом воздух.
В углу веранды на скамейке сидел крепкий парень лет двадцати, помесь денщика и охранника в одном лице. Своих обязанностей он выполнять не мог, потому что был надежно заблокирован рослым мужчиной, демонстративно держащим правую руку под камуфлированной курткой.
— Пошли, — коротко бросил Елисеев, спустившись по ступеням.
Мужчина, хоть и был старше охраняемого, по-мальчишески легко перемахнул через перила, едва коснувшись их ладонью, и пристроился рядом с Елисеевым.
Шел он на полшага сзади, прикрывая спину Елисееву. Спереди их страховал еще один мужчина, стоявший у замершей посреди дворика «Нивы».
Едва Елисеев с напарником приблизились, страхующий прыгнул на водительское место и завел мотор.
— Дядя Миша. — Молодой охранник встал за спиной у сидевшего на ступеньках мужчины.
— Чего?
— Я проверю, может, они грохнули его.
— Не дергайся, салага. — Дядя Миша воткнул нож в доску. — Если бы он москвича с бабой замочил, мы с тобой уже плавали бы в заливе. — Он сплюнул сквозь зубы. — Кверху пятками.
Он, не спуская глаз с пылящей по дороге «Нивы», достал мокрыми пальцами сигарету, сунул в рот.
— Не, я пойду. Хоть одним глазком…
— Бабу голую не видел? — усмехнулся дядя Миша. — Стой, где стоишь.
«Нива», вильнув в сторону, уступила дорогу несущемуся навстречу серому «мерседесу».
— Видал? Дубановская тачка назад едет. — Дядя Миша вытер о колени пальцы, достал спички. Прикурил. — Без нас господа разберутся.
Он со стоном выпрямился. Потер поясницу. Пыхнул сигаретой. И, шаркая разбитыми ботинками, пошел за дом.
Терпеть пытку жарой больше не было сил. Кожу нестерпимо жгло, из тела уже не выступало ни капельки пота. Даже простыни сделались хрусткими и горячими, словно только что из-под утюга.
Алла тихонько приоткрыла дверь. Прислушалась. Ничего, только плеск водопада в бассейне. Она судорожно сглотнула вязкую слюну. До жути хотелось пить.
Первым делом Алла пробежала в тупичок, вытянулась в струнку, пытаясь уловить хоть какой-то звук из вентиляционной решетки. От напряжения и жара, разлитого по всему телу, у нее закружилась голова и ослабели ноги. «Пошли они… Убьют так убьют», — обреченно подумала она.
Покачиваясь, пошла по коридорчику, волоча по полу простыню. С тоской покосилась на бассейн. Прохладная вода, подернутая мелкой рябью, тянула к себе. Захотелось рухнуть в воду, разбросать руки и лежать, пока по телу не пойдут холодные мурашки.
Алла толкнула дубовую дверь.
В комнате ее встретила тишина. Разгромленный столе опрокинутыми тарелками. В пепельнице дымит забытая сигарета. Скомканная простыня на полу.
Алла плюхнулась на диван. Схватила бутылку минералки, жадно припала к горлышку.
— Уф! — Она оторвалась от пустой бутылки, облизнула потрескавшиеся губы. Ногой поворошила простыню на полу. В середине красовались кровавые разводы. — Вот, блин, погуляли! — простонала она.
Алла свернула пробку на новой бутылке. Вылила на себя. Холодная пена, шипя, поползла по груди, собралась на животе и двумя ручейками сбежала по бедрам.
Алла мутным, бездумным взором уставилась в потолок. И стала медленно проваливаться в липкую темноту…
…Боль обожгла щеку.
Алла с трудом открыла глаза.
— Сволочь, — простонала она, еще не сообразив, где и с кем находится. Сквозь бредовую пелену, залившую глаза, ей показалось, что над ней склонился Гарик.
«Твою мать… Опять мордовать начнет», — с ужасом подумала она и вскочила, по привычке защищаясь локтем.
— Тихо, девка! — прохрипел какой-то незнакомый дядька.
Алла удивленно уставилась на заросшее щетиной лицо, пытаясь вспомнить, где она его видела. Вдруг вспомнила, что лежит совершенно голая, вскрикнула, прикрылась руками.
— Да не смотрю я. Было бы на что. — Дядька отошел в сторону.
Алла тряхнула головой. Нашарила простыню, как могла закуталась в нее.
— А где Женя? — спросила она, с трудом разлепив губы.
Дядька в линялой тельняшке усмехнулся, показав металлические зубы.
— Уехал. Шла бы ты домой, девка. — Он швырнул ей платье. — Минуту даю.
Алла не успела поймать… Платье хлестко ударило по лицу. Алла зажмурилась, из-под век сразу же брызнули жгучие слезы.
Грохнула дверь. В пустой комнате повисла тишина.
Только журчала вода, выливаясь из распахнутой пасти морского чудо-юда.
Глава 25. Аритмия
Белая «Нива» подъехала прямо под окна офиса адвокатской конторы «Эрнест».
Елисеев выскочил раньше, чем машина затормозила, прыгая через ступеньки, взлетел на крыльцо.
Эрнест Янович Крамер оборудовал офис в бывшем помещении детского клуба при ЖЭКе, но его совесть это не обременило. Отгрохав евроремонт по высшему стандарту, он напрочь выветрил из помещения дух сердобольной слезливости. Если малолетние правонарушители и нуждались в заботе, Эрнест Янович готов был ее обеспечить. За серьезный гонорар, естественно.
Елисеев прошел мимо испуганной секретарши и распахнул дверь из красного дерева. В кабинете, играющем всеми оттенками благородного красного дерева, за огромным столом восседал Эрнест Янович.
— В чем дело? — театральным тенором спросил он, подняв голову. — Какое вы имеете право…
Елисеев плюхнулся в кожаное кресло, распахнул куртку так, чтобы был виден пистолет. Рука Эрнеста Яновича потянулась к телефону.
— Не советую. — Елисеев перевел взгляд на секретаршу, застывшую в дверях. — Пошла вон. Девушка охнула и захлопнула дверь. Эрнест Янович настороженно осмотрел посетителя.
— Хотя вы и не представились… кажется, я догадался, с кем имею дело. И лицо мне ваше знакомо. Смею вас Заверить, о вашем недостойном поведении сегодня же будет уведомлено ваше начальство, — холодно процедил он.
