Нехорошо, конечно, признаваться в подобном, но я безумная
эгоистка, очень люблю свою спальню, свою кровать с удобным матрасом, высоко
ценю возможность курить тайком, высунувшись из окна в сад. И вообще, моя
комната – это МОЯ комната. Но если манто не обнаружится, Сергей точно выставит
Танюшку вон. И тогда куда деваться Борейко? То-то и оно! А заполучив шубейку,
сумею помирить парочку. Более того, пущу в ход всю свою хитрость и весь
недюжинный ум, чтобы убедить Сергея по-настоящему жениться на Тане. В моих
интересах сделать так, чтобы Борейко оказалась счастливой супругой толстого
кошелька. Именно по этой причине я и попрусь сейчас по забитым дорогам, даже не
останавливаясь около кафе, чтобы перекусить.
Насколько знаю, во всяких медицинских учреждениях установлен
идиотский режим: подъем там в шесть утра, а после пятнадцати часов ни одного
врача не отыскать, специалисты разбегаются по домам, остается лишь дежурный, но
он предпочитает забиться в самый дальний угол и задремать. Знаете, что роднит
медиков и солдат-первогодков? Умение спать в любом положении в свободную
минутку.
Давно заметила: если рассчитываю на худшее, то на деле
события станут развиваться намного гаже, чем предполагалось. Я ожидала пробок
из-за чрезмерного количества машин на улицах города, который возводился без
учета возрастания транспортного потока, но, выехав на проспект, стала
свидетелем невероятного зрелища. Хорошо хоть, в момент крайнего изумления
стояла на перекрестке, ожидая зеленого сигнала светофора, иначе легко могла
попасть в аварию. Так вот, в том месте шоссе резко поворачивало влево, и я
взвизгнула: по небу летели машины, крохотные иномарки то ли японского, то ли
французского производства. Конечно, я обомлела. Впрочем, изумление охватило не
только меня. Гаишник, мирно дремавший в будке, выбежал на середину дороги и
начал нервно кричать что-то в рацию, из ближайших автомобилей выскочили шоферы
и уставились на «самолеты». Малолитражки, правда, долго в воздухе не
задержались, а дождем посыпались вниз. Над дорогой поплыли грохот, звон и
бурный мат.
– Все! – безнадежно воскликнул парень в джинсах, стоявший
около моей машины. – Влипли по полной!
– А что случилось? – высунулась я из окна.
– Авария, – сердито пояснил юноша. – Доставщик из автосалона
в отбойник тюкнулся, весь груз растерял. Теперь застряли на полдня, пока
металлолом соберут, офигеем. Сигаретки не найдется?
Я протянула ему пачку и пригорюнилась. Да уж, не повезло. Но
невезение сегодня оказалось глобальным. Едва я с трудом проползла мимо места,
где валялись покореженные «букашки», и выехала на МКАД, как оказалась
свидетельницей нового ДТП. На этот раз беда случилась с бензовозом, и пришлось
ждать, пока специальные машины вымоют трассу.
Короче говоря, в интернат я прибыла значительно позже, чем
рассчитывала, к тому же усталая, потная и злая. Вход в здание стерег дряхлый
дедушка, одетый в черную форму.
– Куда? – прохрипел он, не открывая глаз.
– Внутрь, – ответила я.
– К кому?
– К Алевтине Кулькиной.
– Проходи, – прошептал старичок, снова медленно погружаясь в
сон. – Бахилы напяль, пять рублев в копилку положь!
– А где она? – попыталась я вытащить дедулю из крепких
объятий Морфея.
– Тама, – обморочно пояснил дедок, – на тумбочке.
Я повертела головой и увидела картонную коробку из-под
обуви, в крышке которой чья-то не слишком аккуратная рука прорезала дырку.
– Куда? – вдруг дернулся дедушка.
Я удивилась:
– Вы меня спрашиваете?
– Куда? – вяло повторил пародия на секьюрити.
– Внутрь.
– К кому? – продолжил дедуська, мерно потрясывая головой.
Ощутив себя героиней фильма «День сурка», я покорно
ответила:
– Хочу увидеть Алевтину Кулькину.
– Проходи, бахилы напяль, пять рублев в копилку положь!
Диалог настолько заворожил меня, что абсолютно автоматически
я завершила его вопросом:
– А где она?
– Тама, на тумбочке, – кашлянул охранник.
Я вновь глянула на коробку. Интересно, кто выдает бахилы? В
непосредственной близости от «кассы» не видно было контейнера с этими
полиэтиленовыми мешочками на резинках.
– Куда? – снова встрепенулся дед.
– Внутрь.
– К кому?
– К Алевтине Кулькиной.
– Проходи, бахилы напяль, пять рублев в коробку положь.
Мне стало смешно. Похоже, в бравого охранника засунут диск с
примитивной программой. Через каждые три минуты находящийся в коматозе старичок
выдает нужный текст. Может, он вообще не человек, а робот?
Память неожиданно подсунула воспоминание. Вот я,
безалаберная третьекурсница, тоскую на семинаре по французской литературе. За
окнами аудитории бушует зеленый май, в столице стоит непривычная для москвичей
теплая, ясная, солнечная погода. Абсолютное большинство жителей гуляют в парках
и нежатся на пляжах, а несчастные студенты парятся в душных аудиториях, изучая
наследие классиков. Сами понимаете, что выполнять домашнее задание никто не
собирался. Я не была исключением, поэтому сидела тихо-тихо, не желая обращать
на себя внимание преподавательницы Эммы Сергеевны, старейшего профессора
института, жуткой зануды и оголтелой фанатки зарубежной литературы
девятнадцатого века.
Но, видно, таково уж было мое счастье. Эмма обвела взором
ряды столов и велела:
– Васильева! Даша, иди к доске!
Тут следует добавить, что Эмма Сергеевна, справившая
восьмидесятилетие, вела занятия по старинке. В ее голове, слегка тронутой
склерозом, прочно засело убеждение: все студиозусы отвратительные лентяи, они
глотают накануне экзаменов знания непрожеванными кусками, кое-как удерживают их
до испытаний, а получив отметку, мигом забывают про Золя – Бальзака – Гюго –
Мопассана. Основную массу профессуры подобное положение вещей не напрягало. В
ведомости стоит «Зачет»? Следовательно, прощайте, ребятки, курс освоен. Но Эмма
была профессором старой школы, она наивно желала впихнуть в деревянные
студенческие головы крупицы знаний, поэтому ее семинары превращались в пытку,
они до боли напоминали уроки литературы в шестом классе общеобразовательной
школы. Сначала профессор вызывала к доске студента и требовала изложить
домашнее задание. За ответ ставилась отметка и следовал комментарий, вся суть
которого сводилась к одной простой мысли:
