Голицын пальцем ткнул в Диденко. Тот кивнул головой и как кошка выскользнул на улицу. Вначале, как показалось остальным, что-то ширкнуло, слабое хрюканье… Стихло.
– Выдвигаемся к порту, – сообщил остальным Голицын, когда Диденко появился вновь с поднятым вверх большим пальцем.
Группа, прижимаясь к стенам домов и стараясь не создавать лишнего шума, продолжила выполнять поставленную задачу по доставке боеприпасов на дальний склад.
Где-то через километр им посчастливилось перехватить какую-то машину, которая при виде оружия безропотно остановилась.
Местный водитель, не разобрав ни слова, сказал, что он понимает только французский.
– А мне насрать, – в полный голос ответил Голицын, – плюхаясь на переднее сиденье. – Вперед! Чего смотришь, порождение ночи?
Они без проблем въехали на территорию порта, хотя и ожидали, что французы взяли и его под свой контроль.
Водитель, доброй души человек, едва не вылетел прямо к самому берегу, хорошо Голицын велел тому тормозить, не выезжая на открытое пространство.
Поручик порылся в карманах и достал 200 рублей.
Абориген взял деньги, рассмотрел их при свете лампочки, горящей в салоне, и отдал обратно, качая головой.
Ну не обижать же мужика. У него и так стресс.
Диденко запустил руку в карман, в котором лежала его любимая рассыпуха, отсчитал дюжину патронов и положил их на сиденье рядом с водителем. Тот принял плату куда более позитивно, после чего стороны раскланялись.
Ситуация складывать для русских мерзопакостная. Чудо, что никто не погиб. Чудо! Они не могли ступить ни единого шага, чувство самосохранения вынуждало их ожидать атаки в любую секунду.
По заранее согласованному плану действий они не должны были заставлять капитана корабля возвращаться в порт. Бойцам предстояло самим выйти в море и добраться до сухогруза на одной из лодок, которыми изобиловала акватория.
Порт не спит ни днем ни ночью. Даже вопреки стрельбе, раздававшейся в городе, продолжают идти погрузочно-разгрузочные работы.
Пехотинцы не торопились выходить к кромке воды. Перемещаясь от тени к тени, они подошли к высокому сплошному забору, который со стороны причала надежно закрывал их от противника, но и мешал ориентироваться.
Голицын приказал Малышу поднять свое длинное тело над преградой и оценить обстановку. Мичман, пошарив глазами по сторонам, нашел старую пластиковую бочку и взгромоздился на нее. Такая, «мини-годзилла» получилась, высматривающая что-то поверх сооружений. Теперь его глаза были выше уровня препятствия.
Чуть правее его, аккурат под мощным фонарем, стоял военный французский катер. С судна не доносилось никаких звуков, и на палубе вроде как никого. Неожиданно пластиковая бочка под весом Малыша издала характерный хруст ломающейся пластмассы и разрушилась так, что он провалился обеими ногами внутрь ее. Хорошо нос успел убрать, а то он так бы и остался на заборе.
Капрал французского легиона, родившийся в далекой даже от этих мест Южной Африке, которого все называли просто Жюль, курил одну сигарету за другой, чтобы не заснуть на посту… Шла его смена, и надо было сделать все, чтобы она прошла как можно быстрее.
Недавно его собратья по оружию выскакивали на палубу посмотреть, как в городе что-то рвануло, а потом снова ушли спать, оставив его одного. Тоска смертная сидеть и ничего, ни-че-го не делать.
Услышав неподалеку треск, не исключено, что за ближайшим от них забором, Жюль забеспокоился и разбудил своих сослуживцев. Сержант-шеф недовольно покряхтел и поднял свою голову над низким бортом катера.
Он не стал уходить в надстройку, там было душно, дремать на свежем воздухе, когда волна тихо шепчет в борт и покачивает, куда как приятнее.
Русские сами себя загнали в ловушку на какой-то склад, и теперь они будут там, пока их не перебьют борцы за свободу, в интересах Парижа, разумеется. А то, что раздаются какие-то взрывы, пальба в городе, это нормально.
Но когда сержант-шеф выслушал доклад подчиненного о том, что поблизости раздался треск и, кажется, кто-то откуда-то упал, старший по званию похвалил Жюля и, подняв людей, приказал пойти и проверить, что происходит в ближайших к ним потемках.
Четыре человека в бронежилетах и с автоматами выдвинулись к указанному месту.
– Ну что там? – жестом показал Малышу Голицын.
Тот от нечего делать просто подпрыгнул на месте.
Французы по небольшому трапу сходили на бетонную пристань.
– На ловца и зверь бежит, – прошептал Голицын и показал своим людям направление для отступления.
Бесшумно убить четырех легионеров они даже и не пытались.
Лысый Саша перебежал к противоположной стороне, достал свою трофейную винтовку и одного за другим убил двух человек, остающихся на катере.
Выстрелы отвлекли четверку легионеров. Небольшое замешательство было использовано для их полного уничтожения. Расстреляли на хер.
Не задерживаясь, пехотинцы захватили катер и отправились в открытое море на желанную встречу с «Василием Теркиным».
Суденышко оказалось быстроходным. За час с небольшим они уже были у борта российского сухогруза. Поднявшись по сброшенным им лестницам, морпехи пошли первым делом осматривать имеющиеся у них запасы.
На самом деле патронов было очень мало. С учетом возможного противостояния, они были практически нищие.
Тут из соседнего кубрика прямо на Голицына вывалилась голая пьяная девка и побежала по проходу. Вслед за ней в одной тельняшке со стоячим членом рванул старший помощник капитана – Федя. Стоя в проходе плохо освещенной надстройки, морской пехотинец перехватил бегуна за шею.
– Это что за херня?
Пожаров, который также был навеселе, но тем не менее нашел в себе силы минутой ранее встретить прибывших к нему военных, вышел на шум и попытался вступиться.
– Имеем полное право, – начал он нараспев.
Чернокожая деваха, сообразив, что за ней уже никто не гонится, остановилась, прижалась к капитану и стала тереться о него своими маленькими упругими сиськами, пытаясь вызвать ответную реакцию.
Голицыну сорвало крышу:
– Вы тут ох…те, я погляжу, млять! Нас там, млять, убивают, а вы тут шлюх местных трахаете, уепки. Расслабились, мудозвоны.
– Да она сама к нам привязалась, – отступал поддатый Пожаров. – И не дорого. Они за мешок муки такое вытворяют! У нее тут две подружки есть. Не хотите? Мы их еще не сильно попользовали.
Голицын с шумом вобрал в себя воздух и выдохнул.
– Диденко, этого берем с собой.
– Куда? – не понял Федюнчик.
– На войну с нами поедешь.
Перспектива распрощаться с собственной головой уничтожила эрекцию за две секунды.
