Нина внезапно захохотала.
— Вот уж когда у меня время появилось все детально
обдумать. И части пазла ловко сошлись: согласилась она сразу, спросила, еду ли
на работу, ее духами на платформе пахло. Раз, два, три. Да, еще сумка!
— Какая?
— Моя, — заливаясь истерическим смехом, сообщила
Нина, — через плечо висела. Я, когда в себя пришла, от доктора вопрос
услышала: «Где ваш паспорт?» Ну и ответила: «Так в ридикюльчике, он при мне
был». Но не оказалось сумчонки, менты лишь руками развели: «Не перевелись еще
мародеры на земле русской! Вас в „Скорую“ сунули, а кто-то на поклажу польстился.
Решил, наверное, что там деньги есть». Сама я тоже так сначала подумала, но
потом поняла: нетушки, Лидка постаралась! Она все это ради той кассеты и
задумала. Решила двух зайцев разом пристрелить: от меня избавиться и запись
получить. Но облом ей вышел: кассета фальшаком оказалась, а я жива. Да, жива! И
мечтаю Лидке отомстить. Господи, как хорошо, что ты тут… Давай начинай
действовать, я готова все ментам рассказать.
— Ужасная история, — еле слышно пробормотала
я. — Но боюсь, никто, кроме меня, тебе не поверит. Происшествие случилось
давно, запах даже таких характерных духов, как «Родной дом», к делу не
приложить. Улик нет — одни размышления.
Из глаз Нины потоком хлынули слезы, я бросилась к
несчастной.
— Ну, тише, успокойся, придумаю что-нибудь!
Конечно, Нина не лучший образчик человеческой породы. Она
сначала из жадности согласилась покрыть убийцу, более того — рассчитывая на
сытую жизнь, вышла замуж за Игоря, не сообщила в милицию о преступлении,
которое совершил Тришкин. А потом, уже после развода, надумала заняться
шантажом. Но сейчас бедняга, похоже, искренно раскаивается в содеянном, и она
уже страшно наказана. А Лидия Константиновна и Игорь преспокойно разгуливают на
свободе!
Нина вытерла лицо уголком пледа.
— Слушай дальше. Я уже сообразила, где настоящая
кассетка находится. Помнишь, рассказывала о том, как, сидя под кухонным столом,
видела Димона, отодвигавшего мебельный плинтус? Пьян он был изрядно, засунул
под шкаф запись и позабыл, я же решила, что он водку там хранит, и успокоилась.
Но сейчас думаю: там кассетка. Поезжай — сломай этот чертов плинтус топором,
колун в бане стоит, — вытащи улику и иди в милицию. Я все подтвержу, дам
показания, наконец засажу их. Давно хотела так поступить, только кому было все
рассказать? Друзей нет, а Рита, заведующая, мне не поверила бы, живо на
успокаивающие посадила бы, решив, что крыша у Каргополь поехала.
— Говори адрес дачи, — велела я. — И где
ключи? Нина быстро объяснила дорогу, потом сказала:
— Ключей нет, они вместе с сумочкой пропали. Окно
разобьешь, любое. Первый этаж низкий, влезть без проблем, решеток нет.
Действуй.
Я кивнула.
— Хорошо, добуду запись, посмотрю ее и приеду к тебе.
Но это будет уже завтра.
— Поторопись! — задергалась Нина. — Столько
лет отомстить мечтала, что сейчас лишняя секунда промедления кажется
мучительной.
Глава 31
Поселок оказался очень близко от Москвы, буквально в паре
километров от МКАД. Но он мало походил на благоустроенное, хорошо охраняемое
Лож-кино.
Участки тут, правда, были не шестисоточные (владение Нины,
похоже, с четверть гектара), но дома не каменные. Свет нигде в окнах не горел,
и все дороги и дорожки оказались завалены снегом. Нечего было и думать о том,
чтобы проехать на «Пежо» к воротам.
Я заглушила мотор, сунула в карман мобильный, вынула из
багажника фонарь и побрела пешком, ежась от холода. Видимо, в декабре тут уже
никто не живет — поселок выглядел безлюдным. Собаки и сторожа, кажется, тоже
нет. Однако смелые они люди, местные дачники, не боятся ни воров, ни бомжей. Впрочем,
без машины сюда не доехать, электрички рядом не ходят, и автобусной остановки
не видно. Вроде бы и близко от столицы, но ногами и за день не дойти.
С огромным трудом сдвинув заваленную снегом калитку, я вошла
на участок и приблизилась к зданию. Окно легко разбила палкой. Осторожно
вытащив из рамы осколки, влезла в темное нутро дома и похвалила себя за
предусмотрительность: молодец, подумала про фонарь.
Внутри дачи оказалось не так холодно, как снаружи, стены
надежно укрывали от ветра. Я вошла на кухню и решила не спешить. Ага, вот стол,
накрытый большой скатертью, если под него залезть, то в зоне видимости лишь
один шкаф, следовательно, плинтус ломать надо под ним.
Сначала я попыталась отодвинуть деревяшку, но потерпела
неудачу. Потом, вспомнив слова Нины про топор, принесла стоявший в указанном
месте колун и расковыряла довольно большое отверстие. Из дыры пахнуло чем-то
неприятным, я посветила в черноту фонарем, внимательно обозрела пространство и
вдруг увидела нечто, похожее на портсигар.
Изловчившись, вытащила добычу. Это вроде бы и правда была
кассета, но очень странного вида, никогда не встречала таких. Начать с того,
что она была вложена в специальный — похоже, непромокаемый и пожаробезопасный —
футляр.
Я сунула находку во внутренний карман куртки и только сейчас
ощутила, до какой степени окоченела. Взгляд упал на газовую плиту. Я машинально
повернула кран и услышала шипение. Пальцы вытащили из джинсов зажигалку,
вспыхнуло голубое пламя. Я открыла шкафчик, висевший около плиты, и подпрыгнула
от радости: чай, сахар, вот здорово!
Я собрала с подоконника снег, положила его в турку,
растопила и вскипятила воду. Через десять минут в маленькой джезве заварился
чай. Конечно, получился он совсем даже не ароматным, за долгие годы лежания в
шкафчике благородный лист растерял свои свойства, но это был все же чай, причем
горячий и сладкий. Сахару без разницы время, рафинад, может, тоже имеет срок
годности, но соленым он от старости не делается.
Я сделала пару глотков и моментально согрелась. Одновременно
с теплом, охватившим тело, в душе воцарилось ликование. У алкоголиков часто
случается амнезия: положат с пьяных глаз нужную вещь в известное место,
протрезвеют и не помнят, куда запихнули. И совершенно бесполезно допытываться у
временно адекватного ханурика: «Где ты был вчера?» Скорей всего, услышите
абсолютно честный ответ: «Не помню».
Я с удовольствием допивала чай. Отлично получилось, сейчас…
— Кто вы и что тут делаете? — прозвучало вдруг за
спиной.
От неожиданности пальцы мои разжались, кружечка упала на
пол, тело машинально повернулось — в дверях стояла женщина в куда более
подходящей для загородных прогулок одежде, чем я. На тетке синел большой
пуховик, волосы прятались под меховой шапкой, ладони были всунуты в уютные
варежки.
