— Неплохо устроились! Мне нравится!
— Ладно, мужики, не берите в голову. Идите отдыхайте. Я скажу, чтобы вас не трогали. Отсыпайтесь. А завтра поговорим насчет всего остального.
— Гуманитарку не зажиль!
— Да вы что, мужики, я что, крыса?
— Пока нет, но кто знает… Спокойной ночи!
— Спокойной ночи, отморозки!
— Сам такой! — закричали мы в один голос в темноту вслед Сереге.
— Что думаешь, Слава, по этому поводу? — спросил Юрка, когда мы пошли в кунг.
— Ничего я не думаю. Лишь бы под трибунал не угодить, как дезертиру. Вот о чем я думаю, — пробурчал я.
— А по поводу завтрашнего мероприятия?
— Честно?
— Конечно, честно.
— Если нас опять, как щенков, одних бросят, то в живых останется человек десять-двадцать, которых либо отправят в психушку, либо в тюрьму как дезертиров, саботажников, чтобы не болтали лишнего.
— По-моему, ты уже это говорил.
— Да, говорил, и остаюсь при своем мнении. Если нам удастся выбраться живыми и при этом не угодить в психушку, а также не сесть в тюрьму, то лучшей благодарности мне не надо. Вот и все. А ты что думаешь, Юра?
— Скорее всего, так и будет.
— Юра, ты слышишь, чтобы кто сейчас бомбил Минутку? Госбанк, Дворец долбаного Дудаева?
— Нет, не слышу.
— Вот и вновь, как перед первым штурмом. Помнишь, мы с тобой говорили?
— Помню. Ладно, пошли спать. Пошли, Юра, пошли. Завтра начнется новый виток дурдома.
Мы вошли в кунг. Быстро разделись. Плевать на возможное нападение. Кожа, тело устало от одежды. Хотелось расслабиться. Быстро легли. Я выключил свет и провалился в глубокий сон.
Снились кошмары. Война, война, война. Ничего, кроме войны. Правда, пару раз вроде снился прокурор, который выдвигал какие-то обвинения, но я его расстреливал, а тело подбрасывал духам. Кошмар, да и только!
Проснулся от того, что Пашка тряс за плечо.
— Товарищ капитан, товарищ капитан, проснитесь! Вячеслав Николаевич! Вставайте же.
— А, что, духи?! — я спросонья начал судорожно искать автомат.
— Нет, не духи, просто уже три часа дня. Пора вставать.
— На хрена? — со сна я плохо соображал.
— В пять часов выступаем. Вы что, забыли?
— Забыл. Где Рыжов?
— Встал уже. Умывается.
— Завтрак, то есть, я хотел сказать, обед есть?
— Все уже готово. Через сорок минут вас ждет начальник штаба.
— Понятно.
Мы быстро умылись, побрились, позавтракали. И, покуривая, неспешной походкой, вразвалочку пошли к штабу. По дороге офицеры нас радостно приветствовали. Мы отвечали им тем же. На крыльце штаба-садика мы остановились, чтобы спокойно докурить. Со стороны Минутки раздавались грохот и вой самолетов. Неплохо, очень даже неплохо. Мне нравится вся эта какофония. Только бы они точно клали, а то понароют по всей округе ям, вот и ползай по ним, спотыкайся. «Летчик высоко летает, много денег получает. Мама, я летчика люблю!» — вспомнились мне слова из детской пошлой песенки. Докурили, бросили и растоптали окурки и пошли к начальнику штаба.
Сан Саныч находился все в том же помещении. И стол его был поставлен точно так же, как и прежде стоял. Казалось, что ничего не изменилось. Вот только на месте Бахеля сидел Буталов. Куда ты нас приведешь, новый командир? Войдя, мы остановились у входа. Сан Саныч поднял голову и, заметив нас, пригласил:
— Проходите, проходите. Не стесняйтесь! А то как неродные топчетесь у порога.
— Так, может, уже и из списков части вычеркнули, — пошутил я.
— Как же. Вас вычеркнешь, — Сан Саныч поддержал шутку и ответил в тон. — Как настроение? Может, пока в обоз или к медикам?
— Зачем? — недоуменно спросил Юрий.
— Может, устали. Подлечиться. Отдохнете?
— Все нормально, — ответил я.
— А может, вы нам не доверяете? — это уже Юра пошел на провокацию.
— Нет, нет. Как вы могли об этом подумать?!
— Да просто порассказали нам тут, как на нас хотели все грехи свои списать, — Юра начинал психовать.
Я с трудом, но еще держал себя в руках. Хотя понимал, что Саныч здесь ни при чем. И огромная ему благодарность за то, что «отмазал» меня от трибунала. А так бы загремел бы я на этап.
— Юра, не заводись. Начальник штаба сделал все возможное, чтобы сняли с нас подозрения.
— А вы откуда это знаете?
— Так, народ в бригаде рассказал, — уклончиво ответил Юра, отходя от вспышки гнева.
— С нервами у нас у всех не все в порядке. Надо бы быть поспокойней.
— В бригаде много что болтают. Надо языки пообрезать, — подал голос Буталов.
— Я вас вызвал для того, чтобы предложить на выбор, где будете находиться во время штурма. Мне в штабе нужны светлые головы. Поэтому предлагаю остаться здесь, — Сан Саныч усталыми глазами смотрел на нас.
Было видно, что ему и так физически тяжело, а еще и налицо отсутствие контакта с новым командиром бригады.
— Спасибо за предложение, — начал я, — но отправьте меня во второй батальон.
— Меня тоже во второй батальон. Там мало опытных офицеров, и я полагаю, что там мы будем нужнее, чем здесь, в штабе, — Юра тоже старался говорить вежливо и твердо.
Начальник штаба, видимо, не ожидал от нас другого ответа и развел руками. Зато комбриг удивленно посмотрел на нас. Видимо, таких отморозков он еще не видел. «Смотри, смотри. Привыкай — злорадно подумал я. — У нас таких много — целая бригада. А вот придешься ли ты к нашему двору? Посмотрим!»
Пауза явно затягивалась. Если бы не было этого новенького, то с начальником штаба мы бы поподробней поговорили. А с этим — нет! Первым молчание нарушил Сан Саныч. Он отправил нас готовиться к переходу и к предстоящему бою.
В бой шли все, кто был в состоянии. Оставались лишь водители автомобилей, часть связистов, ремонтно-восстановительный батальон, батальон материального обеспечения. Медики также шли вместе с войсками. В медицинской роте оставались лишь те, кто будет принимать и оперировать на месте. Если будут эвакуировать. Спаси и сохрани. С Богом.
В семнадцать двадцать колонна бригады выстроилась и тронулась в сторону Минутки. Оттуда уже доносился шум боя. Третий батальон и разведчики захватили и удерживали мост. Проклятый мост! Они уже перешли через него и вели оборонительный бой на той стороне. Нелегкая это работа — из болота тащить бегемота. Держись, ребята, мы идем!
Колонна получилась громадная, по меркам военного времени. Растянулись километров на пять. Никому это не понравилось. Тем более в городе. Хорошего мало. Мы представляли отличную мишень.
