Но чувствовалось, что все эти визги и стенания от растерянности. В США казнь произвела эффект разорвавшейся бомбы. Пресса обвиняла нас в варварстве. А то, что они творили в своих тайных тюрьмах — это благо было? Но резюме их было таково, да, сукины дети, но это наши сукины дети. И не наше дело их судить, тем более казнить. Некоторые жены отказывались от своих покойных мужей, когда видели, как те, что делали с женщинами. И горячие головы в Америке слегка поостыли. Начались некоторые выступления с требованием вывести войска.
Без воды и света, противник просидел неделю, а потом поехал за водой. С базы докладывали, что питьевую воду им привозят вертолетами. А вот всю остальную воду нужно было брать в городе. Мы понимали, что те будут прорываться до конца, используя всю свою боевую мощь. Так оно и получилось. Привлекли даже своих приспешников из числа местного населения. Почти за сутки выставили охрану из милиции, из местного ополчения. Правильно, я бы тоже так сделал, не зря же получку получать!
Мы не стали ждать колонну. Надо показывать кто хозяин на родной земле. Хоть и понимали, что окончательно настроим против себя милицию, но они же тоже проводили облавы на наших, помогая вылавливать и отправляли в Москву пленных. Поэтому просто расстреляли автобусную колонную с милиционерами и ополченцами. Понимали, что там были нормальные, сочувствующие нам люди. Но война — чертовски жесткая штука. Нельзя быть чуть-чуть беременной. Либо с нами, либо с врагом. Третьего не дано. Больше трехсот человек погибло в этом диверсионном акте.
Тут же пригнали милиционеров с соседних областей. Некоторые мечтали отомстить нам. А некоторые, просиживая в барах, говорили барменам:
— Есть такой анекдот. Идет наркоман с гусем на поводке. Милиционер его останавливает и говорит, мол, нельзя с гусями гулять, они гадят, плати штраф! Наркоман отвечает, а вон голуби летают, и никто их не штрафует! Мент: "А голубь — птица мирная!" Нарк: "Бля буду, командир! Мой гусь войны не хочет!" Так ты, человек передай своим партизанам, что мой гусь войны не хочет. Понял?
Бармен отвечает, мол, не знаю, кому чего передавать, вы сами им скажете, когда на засаду нарветесь.
Менты злобно ворчали. Народ понимал, что в городе зреет что-то нехорошее.
С одной стороны можно неплохо заработать на сотрудничестве с оккупантами, а с другой… Вон, в соседнем квартале утром народ обнаружил повешенного на собственном балконе пособника американцам с табличкой на груди "Предатель". Каков Савва, такова его и слава.
Вот и подумаешь, а надо ли за деньги Родине изменять? Да, и где она сейчас эта Родина-то! Эх! Куда ни кинь, везде клин. Там белые бьют, а тут красные шкуры спускают живьем, развешивая на балконах. Вот и сидел обыватель, судача по кухням. Как бы не попасть в переплет. Хоть комендантский час начинался с двадцати двух часов, но народ уже двадцать часов исчезал с улиц. Лишь грабители, да, патрули бродили по улицам.
И контрразведка как с цепи сорвалась. Всех, кто не выражал щенячий восторг по поводу новых порядков, хватала перед рассветом и отправляла в фильтрационные лагеря. Там мурыжили около недели и отпускали. Отпускали лишь тех, кто давал подписку о сотрудничестве и доказывал, что готов закладывать всех и вся. После выхода также, кто дал подписку, но давал информацию, вновь отправляли на "фильтр".
Число пособников врагу "поневоле" увеличивалось в геометрической прогрессии. Через полгода конфиденциальных источников должно было стать сто процентов от всего половозрелого населения региона, Думаю, что аналогичные процессы шли по всей стране. По словам Миненко даже в 1937 году такого темпа прироста агентуры не было. А он в свое время тщательно изучал историю органов.
Иван добыл где-то специалиста по полиграфу и сам полиграф ("детектор лжи"). И всех новичков пропускал через эту "машинку". И процент тех, кто сотрудничал с местным "гестапо" с каждой неделей увеличивался. Из этих "двойников" делали отдельные группы. Задача была у нас одна — повязать кровью их. А для этого нужно было "дело". Большое Дело. А не так, что шумнули и в кусты. Также реально понимали, что без армии, или ее поддержки все наши потуги закончатся полным разгромом и провалом.
И мы начали готовиться. Тщательно. Продуманно.
В мирное время я скажу честно, недооценивал роль пропаганды. А вот в военное… Тем более когда большинство противника владеет русским языком. Когда против тебя все государственные службы России, вся армия. И плюс фашисты со своими спецслужбами.
Специалисты по контрпропаганде, наскоро подготовленные Миненко, отправились в войска. Как в гражданскую войну, когда большевики посылали агитаторов в армию белых, и они занимались разложением армией белых.
По информации от агентов в войсках, от перебежчиков, пленных свидетельствовало, что многие военные, от рядового до старшего командного состава сочувствуют нам и готовы перейти на нашу сторону. Нужны гарантии безопасности и… Каждому нужно что-то свое. Рыночная экономика, и готовы были многие просто за Родину воевать, но не знали, как до нас добраться. Надо помочь людям. И нам помочь. И Родине помочь.
Но не все так было безоблачно, как хотелось. И ловили агитаторов и пытали их… Расстреливали.
С нашей стороны тоже вылавливали тех, кто служил фашистам. Судили, вешали на фонарных столбах. Велика Россия и столбов много. Только на душе всякий раз у меня кошки скребли. Хоть и предатели они, а все равно наши соотечественники. И некоторые из казненных нами искренне считали, что действовали во благо страны. Ради России. Что так лучше. И зачастую это были молодые люди. И они умирали за идею. За свою Родину.
И казнили и мы и нас казнили… Все ради России. И те и другие воевали под одними флагами — триколорами, Андреевскими и Знаменем Победы, что был водружен над поверженным Рейхстагом.
Гражданская война. Страшно. Брат против брата. Отец против сына. Порой казалось, что нужно все отложить. Все бросить. Пусть все идет, как идет, лишь остановить это братоубийство.
Фашистов я воспринимал как противника. Безликого, хитрого противника. Одно мне ясно, что противник должен быть уничтожен всеми доступными средствами. И в этой войне нет запрещенных правил. Те, кто пришли на нашу землю, не должны знать пощады, нам не нужны пленные. Если пленный располагает полезной, нужной, своевременной, достоверной информацией, то она должна быть добыта всеми подручными способами. Это война! Эх, война…
Мне доводилось осматривать тела наших убитых солдат, кто побывал в руках у противника. С ними не церемонились. Человек привыкает ко всему, приспосабливается ко всему — это залог его выживания, его существования. Единственное существо на Земле, кто живет на экваторе и почти на Северном полюсе — человек. Приспосабливается питаться тем, что под рукой, и приспосабливает окружающую среду под себя. Казалось бы, что люди должны объединится ради выживания, ради всеобщего процветания… Но все равно… Не только я, но и наши заплечных дел мастера, также не могли без содрогания смотреть на изувеченные тела наших товарищей. Нечеловеческие пытки. И пытали их неделями.
