«Дарья Васильева, ставшая после долгих лет нищеты одной из
самых богатых женщин Москвы, усиленно демонстрирует презрение к окружающему
миру. Дама проживает в поселке Ложкино, не посещает светские мероприятия, не
работает, вроде воспитывает внуков. Нам приходилось лишь разводить руками, на
репутации мадам имеется всего одно крохотное черное пятнышко: она живет во
грехе с полковником милиции Дегтяревым. Впрочем, не станем бросать камни в
Дарью. Александра Михайловича она не стесняется, он обретается в одном доме с
богатым семейством, является, так сказать, вторым любимым мопсом Васильевых-Воронцовых,
правда, в отличие от первого, молодого красавца Хуча, Дегтярев престарелый и
плешивый. Думается, Дарья, с ее миллионами, могла купить себе любого мачо, но
нашей дамочке по вкусу лысые пузаны, а о вкусах, как говорится, не спорят. И
все бы ничего, кабы наши корреспонденты не узнали внезапно массу интригующих
подробностей. Во-первых, сладкоулыбчивая Даша работает в МВД следователем по
особо важным делам. Настолько важным, что о ее службе известно лишь самому
узкому кругу начальства. В окружении полковника Дегтярева мадам Васильеву
считают безалаберной идиоткой, но, поверьте, это не так.
Состарившаяся девушка, а как еще можно назвать женщину,
которая, имея внуков, бегает по городу в майке с изображением Микки-Мауса,
хитра и безжалостна, ей поручают весьма деликатные дела. Одно из них – помощь в
убийстве Милы Звонаревой. Чем госпожа Звонарева помешала кое-кому наверху, мы
знаем, но не скажем, потому как стопроцентных доказательств своим догадкам не
имеем, а подводить родную газету не хотим. Что да как случилось в особняке,
приходится лишь гадать. Ясно одно: госпожа Васильева, как всегда, блестяще
справилась с задачей. Муж Звонаревой отравил жену в присутствии Дарьи.
Убийственные показания дают дочь и невестка. А мы застали парочку голубков в
тот момент, когда они никак не ждали посторонних и теперь удивляемся: что, у
ментов бывает совесть? Или слезы на глазах мадам вызваны слишком сильными
объятиями бравого кавалера?
Мы намерены и далее следить за развитием событий».
Я потрясла головой. Ну и ну, слов нет!
– А тут еще, – услужливо подсунула мне другое издание
торгашка.
Вновь яркий заголовок. «Дети «новых русских». Элитные школы,
няни и гувернантки не способны прививать манеры». И новая фотография. Злое,
перекошенное лицо Машки, ее рука, высунутая из окна машины, и неприличный жест.
«На мой вопрос, сколько ей лет, Мария Воронцова отчего-то заорала: «На тебе,
выкуси», а потом кликнула охрану, – гласил текст, – впрочем, реакция девицы
понятна. Только что их с матерью самым позорным образом выставили с поминок
Милы Звонаревой, нашей обожаемой, трагически погибшей любимицы. Вот что сказала
мне мать Милы: «Дарья Васильева? Никогда более не упоминайте сие имя в моем
присутствии. Она ненавидела Милу, хоть и считалась ее подругой, завидовала моей
дочери, вынашивала злые планы и добилась своего. Да, фактический убийца Милочки
Константин, но кто подтолкнул его на совершение преступления? Жаль, но истину
не узнать. Васильева под патронажем МВД, она, как всегда, выйдет сухой из воды».
Я скомкала газету и швырнула в урну.
– С вас двадцать рублей, – деловито напомнила продавщица, –
да не переживайте, никто из наших не верит. Газеты вечно врут. Правда, девочки?
– Ага, – начали кивать другие продавщицы, стоявшие у лотков
с фруктами и тряпками, – брешут и брешут.
Тут до меня дошло, что мою персону небось с утра активно
обсуждают на пристанционной площади. Старательно удерживая на лице улыбку, я
махнула рукой.
– Я и внимания не обратила, экая лабуда! До свиданья.
– Прощевайте, Дарь Иванна, – закивала газетчица и не
утерпела: – А че, ее и впрямь у вас в доме зарезали?
– Отравили, – машинально поправила я.
– Ой!
– Скажите, пожалуйста!
– Какие страсти-мордасти!
В один момент бабы бросили торговлю и ринулись ко мне.
– А кто?
– Правда, муж? Правда?
– Она перед смертью че говорила?
– Вау! Вас пока не арестовали?
Я попятилась, услышала звон мобильного, выхватила из кармана
телефон и сказала:
– Да.
– Мамаша, – прохрипело из трубки, – малява тебе.
– Что? Вы, наверное, ошиблись номером.
– Ништяк, мамаша, не гундось. Костю Звонарева знаешь?
– Конечно.
– Малява от него. Триста.
– Что? – Я попыталась разобраться в ситуации.
– Лавэ бери.
– Ага, поняла. Мне записка от Кости, за которую вы хотите
триста долларов?
– Верняк, кати сюда.
– Куда?
– Где топчусь.
– Адрес дайте.
– Ну, того… запоминай.
Улица и номер дома застряли в мозгу, я сунула телефон в
сумку и, растолкав любопытных баб, пошла к машине.
– И, девки, – вонзился мне в спину противно тоненький
голосок, – станет она с нами разговаривать! Из грязи в князи вылезла, такая с
простым народом дела иметь не захочет.
Глава 4
Лишь очутившись перед обшарпанной дверью, я очнулась и
задала себе вопрос: с какой стати Константину писать мне записки и зачем я
явилась сюда? Но пока голова обдумывала вполне правильную мысль, рука сама
собой нажала на звонок. Створка распахнулась, на пороге нарисовался невысокий,
жилистый дядька в грязной клетчатой рубашке и брюках от спортивного костюма.
– Че надо? – зевнул он.
– Вы мне звонили. По поводу письма, – быстро ответила я.
Мужик засопел и начал шарить глазами по моей фигуре. Его
нехороший, тяжелый взгляд медленно ощупал сумочку, часы, перебрался на кольца.
Я испугалась. Конечно, я никогда не надеваю для походов по городу эксклюзивные
украшения, но то, что сейчас есть на мне, понравится любому грабителю. В ушах
симпатичные сережки, они, правда, не с бриллиантами, но сапфиры тоже очень
ценные камни. На пальцах красивые колечки. Еще при мне сумка, а в ней кошелек,
дорогой мобильный… Людей убивают и за меньшее. Было страшной глупостью являться
сюда в одиночестве.
– Лавэ давай, – зевнул мужик.
– Где записка? – предусмотрительно спросила я, хватаясь за
сумку.
