– Мой отец погиб в концлагере, – кивнул Коля, – я родился в
39-м, как и ты. Летом сорок первого, когда началась война, мы отдыхали под
Брестом, у родителей мамы. Я, естественно, ничего не помню, вообще, ни как мама
меня на себе несла, ни как она от фашистов удрала, вообще ничего. Матери с
огромным трудом удалось добраться до Москвы, до свекра и других родственников.
Про отца ничего известно не было. Только в тысяча девятьсот шестидесятом маме
удалось узнать правду, папа попал в концлагерь и там погиб. Сам понимаешь,
человеку с фамилией Шнеер и семитской внешностью было никак не выжить. Но отец
никогда не работал там, где служу я, в КГБ.
Владлен уронил бутылку с кетчупом.
– Ну ты даешь, – обозлился Николай, – поосторожней нельзя?
Когда еще такое в заказе дадут!
– В КГБ? – залепетал Богоявленский. – Но… ты же
интеллигентный человек.
– Нам такие очень нужны, – кивнул Коля, – понимаешь,
структура огромная, чем я занимаюсь, не скажу, но среди моих коллег есть и
профессора, и… много других очень талантливых людей. Охранять безопасность
государства можно по-разному, грубо говоря, либо кулаками, либо мозгом, так
вот, я работаю головой.
– Но ты еврей, – бормотал Владлен.
– Ага, – кивнул Коля, – жид пархатый. И что?
– Еврей в КГБ?
Шнеер положил вилку.
– Дурак, – усмехнулся он, – что ты вообще о комитете знаешь?
Евреи нам, как и все умные люди, тоже нужны.
– Ну… того… в общем… я пошел домой, – брякнул Владлен.
– Сядь, – гаркнул Коля, – мы сколько лет дружим?
– Так со школы еще!
– Я тебя хоть раз подводил?
– Нет.
– Предавал?
– Нет.
– Тогда в чем дело?
– Э… э…
– В моей работе?
– Ты о ней ничего не рассказывал!
– Права не имею. А сейчас вот сообщил, в надежде на то, что
ты умеешь держать язык за зубами. Значит, так, езжай домой и сиди тихо, – велел
Коля, – ни с кем более ситуацию не обсуждай!
– Ясно.
– Даже с Аней.
– Понял.
– По издательствам не бегай.
– Ладно.
– Дома не болтай, могут прослушивать.
– Ага, – испуганно кивал Владлен.
– Упаси тебя бог прийти в ЦДЛ, напиться и понести чушь.
– Да, да, да!
– Вот и молодец, – улыбнулся Николай, – как раздобуду
информацию, позвоню. Значит, твоя задача сидеть тише воды, ниже травы и вести
жизнь черепахи. Поел и спать лег, не бегай за бабами, прикинься больным.
Богоявленский послушался Шнеера и осел в квартире, дальше
двора он не выходил и со всеми знакомыми вел разговоры лишь о погоде.
Летом Николай позвал их с Аней к себе на дачу, на шашлык.
Гостей приехало много, мяса и выпивки хозяева запасли без счета, и вскоре все
упились до свинячьего визга, даже женщины. Трезвую голову сохранили лишь двое:
Владлен и Николай.
– Пошли в лес, – предложил Шнеер, – погуляем, пока эти
дрыхнут, вон мне фоторужье подарили, испробуем.
Когда дошли до поваленного бурей дерева, Шнеер мрачно
приказал:
– Садись и слушай. Это, пожалуй, единственное место, где
откровенно поговорить можем. Значит, так, теперь я знаю все.
Владлен сел на корявый ствол, а Коля начал рассказывать про
Волка. Через некоторое время Богоявленского затрясло от ужаса.
– Меня убьют, – прошептал он.
– Нет, если более не станешь предпринимать попыток издать
дурацкую рукопись на Западе.
– Да, да, то есть нет, не буду, все, все, – замахал руками
Владлен.
– Еще одно условие.
– Какое? – вновь перепугался поэт.
– Исчезаешь из великосветского общества, живешь очень тихо,
отказываешься от выступлений, не издаешь стихов. То есть можешь попыться, но
они все равно не выйдут. Сиди – молчи в тряпочку. Начнешь возмущаться, тебе
каюк.
– Но я умру с голоду!
– Иди работать редактором.
– Куда? – взвыл Владлен.
– В журнал «Творчество народов Востока»
[27], – пояснил
Коля. – Рукописи великих узбеков, таджиков, киргизов и иже с ними править
станешь, я уже договорился, тебя берут.
– Но я поэт! – взвыл Владлен. – Талантливый, поцелованный
богом человек! А ты предлагаешь мне переписывать работы полуграмотных людей,
которые считаются писателями лишь потому, что в нашей стране обязана быть
многонациональная литература?
Коля вздохнул.
– Лучше быть живым редактором, чем могилой в цветах. Подумай
и ответь. Только не советуйся в Аней, ей об этой ситуации знать не надо.
– Волк мерзавец, – заорал Владлен, – негодяй! Падла! …! …!
– Тише, – шикнул Николай, – и у деревьев бывают уши! Ты теперь,
когда кричать решишь, всегда вспоминай о чужих органах слуха и зрения.
Доболтался уже! Рукопись на Запад отправить решил, всем растрепал!
– Только Ося и Игорь знали.
– А еще Анька!
– Что ты! Она молчала!
– Но Волк откуда-то разнюхал!
Владлен заморгал.
– То-то и оно, – подвел итог Шнеер, – что знают двое, то
известно и свинье! Себе порой не доверяешь.
– Хорошо, – зашептал Владлен, – понимаю, меня убьют
морально, но физически оставят в живых, а Волк станет радоваться, получать
награды, разъезжать по кинофестивалям…
Из глаз Богоявленского покатились слезы. Коля обнял друга,
прижал к себе и шепнул на ухо:
– Погоди, разное случается. Есть у меня на руках кое-какие
документики про Никиту, настанет час, воздастся ему за все.
Глава 23
– И вы ушли на дно? – спросила я.
