– Уж не знаю, что сказать по поводу вашей нищеты, но дыма
без огня, как правило, не бывает. Знаете, какая еще байка гуляет о вас? Кстати,
ее запустил Волк. Дал одно интервью очень популярной газете и заявил: «Владлен
Богоявленский дутая фигура. Стихи за него писала жена, Анна сидела у
письменного стола, а супруг бегал по концертам и звездил. И еще, он пропал из
виду на долгие годы лишь по одной причине. Сам Богоявленский ни за что не
скажет правды, но я был в прошлом его хорошим другом и знаю подробности.
Владлен служил осведомителем КГБ, именно поэтому его антилитературные книжонки
и печатались столь активно в советские времена. Именно он, к примеру, выдал
Бурмистрова и Когана, когда те решили убежать на Запад. Кстати я, узнав о
принадлежности Владлена к спецслужбам мгновенно прервал с ним всякие отношения.
Потом Богоявленский чем-то провинился и его выгнали из КГБ. Так вот, не успела
дверь захлопнуться, как «стукача» перестали публиковать, он ушел на дно и до
сих пор там лежит, боясь высунуть нос, и правильно делает!»
Выпалив невероятное вранье, я уставилась на Владлена. Ну,
дружочек, теперь, небось, ты потеряешь самообладание. Нехорошо, конечно, так
поступать с пожилым человеком, но мне следует найти истинного убийцу Милы.
Глава 22
Богоявленский разинул рот, потом закрыл его, затем снова
уронил нижнюю челюсть, поэт явно лишился дара речи. Я испугалась, может, не
следовало делать столь резкие заявления, все-таки Богоявленский далеко не
молод. Я схватила бутылку коньяка, стоявшую на столике. Машинально отметив, что
сообщавший о своем безденежье поэт держит в кабинете очень дорогой напиток, я
плеснула темно-коричневую жидкость в пузатый бокал и поднесла ко рту молодящегося
дедушки.
– Выпейте скорей.
Владлен машинально глотнул и выдавил из себя:
– Спасибо.
Я слегка успокоилась, вербальная активность вновь вернулась
к поэту.
Богоявленский вскочил на ноги.
– Сволочь! Мразь!
Я попятилась.
– Кто?
– Волк! Это он был стукач, да! А ну, садись и слушай!
Немедленно!
Я плюхнулась в кресло, а Владлен забегал по кабинету,
вываливая на меня ворох сведений. Кое-что я уже знала от Ремизова, поэтому
попросту опущу ту часть рассказа Богоявленского, которая была посвящена
написанию книги «Поле несчастья в стране дураков» и попыткам передать рукопись
на Запад. Начну сразу с того момента, как поэт упал в люк.
Была осень, теплый, непривычно сухой для Москвы октябрь.
Владлен возвращался с собрания в Союзе писателей, настроение у него было
ужасным. С утра поэт поругался с женой, Аня никак не хотела понять, что
творческой личности для обретения вдохновения требуется находиться в состоянии
влюбленности. Лишь по этой причине Владлен увлекся сейчас хорошенькой поклонницей
Машенькой. Но Аня, приземленная баба, не оценивающая своего счастья, устроила
дикий скандал с битьем посуды.
– Убирайся прочь к свой б…и, – орала она, – пусть теперь она
тебе трусы стирает и суп варит.
Владлен счет за благо испариться из дома. Потом он отсидел
на собрании, где три часа боролся со сном, слушая доклад кретина из городского
комитета партии, а затем, решив вознаградить себя, отправился в ресторан.
Однако и тут его поджидала неудача. Дубовый зал ЦДЛ
[26] был закрыт для
посетителей, там справляли свадьбу, а в нижнем буфете остались лишь одни
бутерброды с жирной ветчиной. Чертыхаясь, Владлен отправился в Книжную лавку
писателей и снова получил пинок. Стройная Кира Викторовна, заведующая отделом,
где отоваривали литераторов, не продала ему сборник романов зарубежных
прозаиков.
– Эта книга только для секретарей Союза писателей, –
отрезала она, – по списку. Вашей фамилии в нем нет.
То ли от моральных переживаний, то ли от жирного окорока у
Владлена схватило желудок, и он в самом гадком настроении поехал домой. Выйдя
из метро, поэт нашел телефон-автомат, выудил из кошелька двухкопеечную монетку
и набрал номер домашнего телефона.
– Да, – буркнула Аня.
– Котик, я уже почти у подъезда, иду от метро во двор, –
сообщил Владлен.
– И чего? – не выказала радости жена.
– Супчик подогрей.
– Пусть тебя Машка кормит!
– Ну, ягодка моя, – запел Богоявленский, – не хмурься, ты
мой котеночек, самый лучший, а я твой противный зайчик, прости, дурака! Эта
Маша пустое место, а ты муза, нимфа…
– Ступай домой, урод, – уже не таким злым голосом сказала
Аня, – у меня мигрень, довел жену почти до смерти, мерзавец! Сам себе еду
подогреешь, Пушкин недоделанный!
– Конечно, моя серна, – обрадовался Владлен, – отдыхай,
душенька.
Насвистывая, он повернул в арку. Значит, сейчас он спокойно
сядет в кабинете, один. Анька начнет изображать умирающую, Богоявленский зайдет
в спальню, поцелует жену и отползет прочь. Нет, жизнь налаживается, с Машкой
давно было пора рвать отношения. Кстати, в ЦДЛ появилась новая администраторша,
прехорошенькая Симочка…
Владлен вошел во двор и увидел около своего подъезда
пожилого человека, в шляпе, очках и с палкой. Незнакомец пытался разглядеть
что-то на тротуаре. Когда Богоявленский поравнялся с ним, дедушка голосом
профессора попросил:
– Милейший, сделайте одолжение, я обронил ключи и никак не
могу их найти. Гляньте молодыми глазами, авось заметите связку, иначе мне
придется на улице ночевать. Эка незадача!
Владлен, будучи человеком интеллигентным, хорошо
воспитанным, нагнулся и начал рассматривать асфальт, прямо перед его ногами
были желто-красные листья, сметенные дворником в кучу.
– Вы вперед шагните, – попросил старик, – вроде там
звякнуло.
Богоявленский послушался, ступил на «стог» и вдруг понял,
что под ногами нет опоры, правая нога стала по непонятной причине проваливаться
сквозь асфальт. Поэт взмахнул руками, попытался отшатнуться в сторону, и тут
старичок резко, с молодой силой, толкнул Владлена.
Дальнейшее литератор помнил плохо. Он провалился под землю,
затем оказался в неимоверно горячей воде и потерял сознание.
Очнулся он в больнице, обмотанный противно пахнущими
бинтами, рядом с кроватью, на табуретке скрючилась зареванная Аня. Лечиться
пришлось долго, ожоги и переломы зарастают медленно.
Потом, когда из палаты реанимации Владлена перевели в обычное
отделение, Аня наконец рассказала, что стряслось.
