Ошарашенная мама всю ночь пыталась привести супруга в чувство,
а утром он, чуть не плача, сообщил, по какой причине вчера налился водкой. Он
был на собрании и узнал замечательную новость: часть квартир в построенном доме
забирает Моссовет. Обычная практика в те годы. В так называемых ведомственных
кооперативах частенько поселялись люди, не имеющие никакого отношения к
организации, которая возводила здание. Это были так называемые нужники, элита
советского общества: директора промтоварных и продовольственных магазинов,
стоматологи, гинекологи, парикмахеры и чиновники средней руки. Отец Милы,
поняв, что его квартира достанется кому-то из посторонних, просто слетел с
катушек.
— Накрывается наш последний шанс вылезти из коммуналки, —
устало объяснял он жене, — завод больше ничего строить не станет, государство
нам жилплощадь не даст. Получается, мы пролетаем мимо. А я двадцать лет на
одном месте оттрубил!
Миле было очень жаль папу, и она сказала:
— Подумаешь, зато мы в центре живем!
И тут зарыдала мама. Папа кинулся утешать ее, а девочка
осталась в недоумении: ну что плохого она сделала?
Но потом все же они получили право на покупку квартиры,
двухкомнатной. Родители рассчитывали на большую площадь. Дело в том, что с ними
в коммуналке были прописаны бабушка и ее сестра. Старушки постоянно жили в
деревне, в город не собирались, но по документам-то Тихоновых в коммуналке
проживало пятеро!
Когда папа принес смотровой ордер, мама разочарованно
сказала:
— Двушка.
— Надо радоваться тому, что дали, — сурово отрезал отец. —
Трешек в доме всего ничего, они лишь для многодетных.
Но мама продолжала сокрушаться. Как-то раз, уже после
переезда, они с Милой, приехав на свой этаж, вытащили из лифта только что
купленный торшер. Пока девочка открывала замок, мать вдруг сказала, ткнув
пальцем в сторону соседней двери:
— Там трешка, она могла стать нашей, и у нас тогда была бы
гостиная.
— В двушке уютней, — быстро парировала Мила, но с тех пор,
выходя из лифта, она всегда думала: «Кому же повезло больше, чем нам?»
Счастливчиков-соседей она так и не увидела. В отличной
трехкомнатной квартире никто не поселился.
Почти все жильцы, въехав в новые квартиры, затеяли ремонт:
меняли обои, сантехнику. С утра до ночи в подъезде раздавались самые
разнообразные звуки: визжали дрели, стучали молотки… Но в трешке царила тишина.
Сначала Мила подумала, что неизвестные соседи просто переедут в хоромы, может,
их все устраивает: серые обои в черную клетку, допотопный умывальник и плохо поворачивающиеся
краны. Вероятно, у них нету денег, чтобы поменять желтый линолеум на дубовый
паркет. Потом в здание потянулись грузовики с мебелью, и опять за стеной царило
молчание. Лишь через пару лет хозяева обили входную дверь темно-коричневым
дерматином. Мила так и не узнала, кто же их таинственные соседи. Почтовый ящик
у них всегда был пустым. Впрочем, в списке должников, который каждый месяц
домовый комитет вывешивал на первом этаже, никогда не появлялись цифры «119»,
следовательно, кто-то исправно вносил плату за коммунальные услуги. Личность
таинственного владельца квартиры волновала не только Милу. Один раз, на
собрании кооператива, пенсионер Михаил Загоскин неожиданно задал вопрос:
— С какой стати в нашем доме пустует площадь?
По закону, если хозяева не въезжают в течение года, их метры
надо отдать другим, нуждающимся!
Председатель укоризненно покачал головой:
— Не пори чушь! Во-первых, люди без задержек вносят
квартплату, а во-вторых, они дипломаты, сейчас работают в Африке, вот вернутся
и въедут.
Все сразу стало на свои места. Больше Мила о соседях не
задумывалась. Впрочем, они так и не появились, даже тогда, когда в нашей стране
организовался легальный рынок жилья и в доме началось бойкое передвижение: одни
продавали свои квартиры, другие покупали. Но на одиннадцатом этаже царила
тишина, там вообще осталась только Мила, чьи родители к тому времени ушли в мир
иной. Соседи с другой стороны, Рябинкины, сначала завладели второй квартирой на
площадке, а потом уехали за рубеж.
Иногда, стоя у подъезда. Мила выслушивала жалобы старых
жильцов. Тех, кто когда-то въезжал вместе с ее родителями, теперь можно было
пересчитать по пальцам, и они недовольно бурчали:
— Жизни нет! Слева ремонт, справа квартиру сдали, там
невесть кто поселился, явно не православные.
Напротив «новый русский» обосновался, еще подложат ему под
дверь гранату, все на хрен взлетим!
Мила сочувственно кивала, вздыхала, охала, потом поднималась
на свой этаж и понимала, как ей повезло.
Рябинкиных нет, их квартиры на охране, над дверями мигают
тревожным огнем лампочки, а других соседей никогда и не было. Мила настолько
привыкла считать лестничную клетку личной собственностью, что принялась
обставлять ее. В стеклянные двери, прикрывающие вход в холл, куда выходили
двери квартир, она врезала замок, а в небольшом пространстве между ними
поставила гардероб, калошницу, повесила зеркало. Шкаф, правда, загородил дверь
соседней квартиры.
Но ведь в ней все равно никто не жил.
Представьте теперь искреннее изумление женщины, когда
однажды, придя домой с работы, она нашла стеклянную створку разбитой, замок
выломанным, а шкаф сдвинутым к своей двери.
Потоптавшись возле гардероба, Мила, так и не сумев открыть
створку, услышала из рядом расположенной, вечно пустующей квартиры крики.
Потрясенная Мила позвонила к соседям. Дверь открыла тетка
неопределенных лет с характерно опухшим лицом алкоголички.
— Тебе че надо? — рявкнула она.
Мила растерялась. Она до сих пор полагала, что хозяева
трешки проживают за границей. Но эта баба не похожа на жену или дочь дипломата.
— Вот шкаф, — растерянно попыталась объяснить Мила, — и
замок…
— Не фига на чужую дверь мебель надвигать, — заорала
бабенка, — какого хрена запиралку врезала? Не твоя лестница, общая, убирай
имущество, ишь, расставилась!
В полном шоке Мила пошла в домоуправление, где и узнала, что
прежние хозяева, так ни разу и не появившись в доме, квартиру продали. Жить тут
теперь будет некая Серафима, нигде не работающая одинокая многодетная мать,
инвалид второй группы.
И началось! Казалось, судьба хочет взять реванш за все те
годы, что Мила провела в полнейшем комфорте.
