— Просто безобразие, — раздался за спиной приятный голос.
Затем послышался шорох, и в поле зрения появилась женщина
лет сорока с четырьмя туго набитыми пакетами.
— Грузовой на ремонте стоит, — объяснила она. — Уже давно,
целый месяц. А пассажирский постоянно занят. Людей-то в доме полно, вечно
вниз-вверх ездят.
Ну и чего они его там держат?
Я глянула на ее скрюченные, посиневшие от тяжести пальцы и
предложила:
— Давайте подержу два пакета!
— Надо бы отказаться, да сил нет, — улыбнулась женщина, — на
пол не поставишь, там у меня продукты. Во накупила! Лень часто ходить, ну и
надумала на месяц запастись.
Я взяла сумки и вздохнула. Правда, тяжело.
Лифт продолжал стоять под крышей.
— Сломался! — ужаснулась дама, — Во кошмар!
Мне на самый верх, а вам куда?
— Туда же! — кивнула я. — Придется пешком лезть.
— Ой, не доберемся.
— Глаза боятся, а ноги топают, — приободрила я незнакомку. —
Пошли, авось до завтра вскарабкаемся.
Она засмеялась.
— Еще подождем.
Прошло минут пять, я решительно сказала:
— Хватит.
Радость, однако, оказалась преждевременной. Кабина добралась
до шестого этажа и вновь замерла.
— Вот паразиты! — с чувством произнесла тетка.
— Кто? — спросила я.
— Да Никитины! Их детки балуются.
Лифт быстро поехал вниз, двери раскрылись, вывалилась стайка
школьников.
— Безобразники, — беззлобно сказала женщина.
— Простите, тетя Мила, — хором ответили ребята, — наша Даша
лифта боится.
— Уж знаю, — скривилась Мила.
Одна из приехавших девочек стала дергать за поводок, на
другом конце которого моталась клочкастая старая болонка.
— Эй, Дашка, — кричал малыш, — двигай лапами!
Шевелись! Дарья, отлепи зад от пола!
Я засмеялась.
— Что-то мне не весело, — мрачно отреагировала Мила, — эта
Даша просто исчадие ада. Сначала в кабину не идет, потом из нее не вылезает.
Такая дура!
— Даша умная, — обиделась девочка, — просто она боится.
Объединенными усилиями ребятня вытолкала собачонку на
лестницу.
— Даше надо хоть изредка мыться, — отметила Мила, — после
нее в лифт не зайти! Вон как воняет!
— Даша чистая, — хором ответили дети, — это в кабине дрянью
несет!
Я, продолжая улыбаться, вошла внутрь тесного пространства и
не утерпела:
— Болонку звать как меня! Мы с ней тезки.
Мила хихикнула:
— Ты, похоже, помоложе будешь и почище! Хотя… скажи честно,
боишься в лифт входить?
Переглянувшись, мы рассмеялись, и я поняла: у Милы легкий
характер, ворчит она совершенно беззлобно, на ребят не сердится, и ситуация с
собакой кажется ей забавной, а не раздражающей.
Кабина дернулась, лифт остановился, двери разъехались. Мила
шагнула было вперед, потом попятилась.
— Ну вот, — продолжала веселиться я, — кто из нас Даша? Это
мне положено сейчас сесть на пол и заскулить. Ты исполняешь чужую роль.
Но Мила никак не отреагировала на шутку, она уронила один из
пакетов и, не обращая внимания на выпавшие оттуда кульки, прошептала:
— Там.., а.., там!!!
Я выглянула из-за ее плеча, из горла вырвался вопль.
На лестничной клетке головой к окну лежала Таня.
Белое платье в красный горошек было задрано, торчащие из-под
него ноги казались бесконечными. Руки, вывернутые в локтях, наоборот, выглядели
кукольно короткими.
— Что с ней? — прошептала Мила.
Я вытолкнула ее наружу. Лифт мгновенно уехал вниз, увозя с собой
разбросанные свертки.
— Что это с ней? — бубнила Мила. — Что? Что?
Что?
Преодолевая ужас, я наклонилась над Таней и откинула волосы
с лица. Широко раскрытые глаза, отвисшая нижняя челюсть… Прогнав страх, я
попыталась найти пульс на шее несчастной. Кожа Тани оказалась противно липкой
на ощупь, биения пульса пальцы не ощутили. Следов крови и ужасных ран не было
видно.
— Что? — бестолково повторяла Мила. — Ой, я ее знаю!
— Давай зайдем к тебе в квартиру, — попросила я, — надо
позвонить домоуправу, пусть он вызовет милицию!
— Лучше Фиме сообщить, — дрожащим голоском посоветовала
Мила.
— Кому? — спросила я.
— Там, у лифта, баба эта мертвая, — пояснила Мила. — Сестра
моего несчастья.
— Твоего несчастья?
— Сейчас ты все поймешь, — отмахнулась Мила и ткнула пальцем
в пупочку, торчащую возле двери с обгоревшей обивкой.
Створка распахнулась, на пороге появился шатающийся,
потерявший всякий человеческий вид индивидуум. То ли мужчина, то ли женщина,
половую принадлежность особи определить не представлялось возможным. Грязные
джинсы и широкая футболка болтались на фигуре, скрывая ее очертания, на голове
топорщились перепутанные космы, лицо покрывала корка грязи.
— Чаво колотишься? — поинтересовалось небесное создание и
икнуло.
Меня отшатнуло к противоположной стене.
— Фиму позови, — велела Мила.
— Э.., спит она.
— Разбуди.
— Зачем?
— Надо.
— Ну.., не.., пускай дрыхнет..
— Там, у лифта, — перебила ее я, — лежит сестра Фимы, Таня,
похоже, мертвая. Немедленно разбудите Серафиму.
Существо заморгало, вновь икнуло:
— Мертвая? — повторило оно.
— Да.
— Совсем?
— Буди Фиму, — нервно воскликнула Мила, — или вы совсем в нелюдей
превратились?
