— Значит, мы забыли его дома! — подвел итог Кеша.
— Немедленно назад! — завопила Ольга.
Я постаралась сохранить серьезное, озабоченное выражение
лица. Но предательская улыбка медленно раздвинула губы. Причесанный,
надушенный, наманикюренный Хуч преспокойно дрыхнет на любимом диване в
гостиной, а взбудораженные хозяева с горой прибамбасов растерянно топчутся в
месте проведения выставки! Такое могло произойти только с нами!
— Живо, — нервничала Ольга, — гоним назад.
Я пошла было к «Пежо», но услышала Зайкино заявление:
— А ты лучше оставайся здесь! Карауль барахло.
— Действительно, — подхватил полковник, — ворья кругом
развелось — жуть! Страшное дело! На ходу подметки рвут!
Я покладисто села на раскладной стульчик. Вот и хорошо, без
меня управятся, я понаблюдаю пока за другими собаками, почитаю детективчик.
Взгляд упал на термос и пакет, набитый харчами. Я обрадовалась еще больше:
из-за суматохи не успела позавтракать, сейчас же могу спокойно попить кофейку.
Отыскав одноразовые стаканчики, я налила в один ароматного
напитка, залпом выпила его и ощутила голод. Порылась в пакетах. Из продуктов
имелась лишь собачья еда. Решив, что печенье для мопсов не очень отличается от
обычных крекеров, я вытащила один из серых бисквитов и принялась грызть его,
надеясь заглушить не к месту разыгравшийся аппетит.
— Даша, — раздался тихий голосок, — надо же, ну и встреча.
Я повернула голову и увидела приятную полную женщину.
Коротко стриженные белокурые волосы явно побывали в руках хорошего парикмахера,
на шее у нее висела красивая золотая цепочка, элегантный костюм, обувь и сумку
она явно приобрела не на толкучке, и пахнет от нее моими любимыми духами —
похоже, у дамы нет особых материальных проблем.
— Не узнаешь меня, — улыбнулась блондинка.
— Ну…э…
— Значит, нет!
— Простите, но…
— Неужели я столь изменилась! О тебе такого не скажешь, —
проговорила незнакомка, меряя меня взглядом, — небось постоянно на диете
сидишь, ни грамма лишнего в рот не возьмешь!
Я хотела было ответить, что ем все подряд и остаюсь при
своих сорока восьми килограммах, но вовремя спохватилась. Многие женщины
воспримут подобную информацию неадекватно, а я очень не люблю, когда мне
завидуют.
— Значит, совсем я постарела, — подытожила женщина, — да уж,
время никого не красит! Ладно, давай знакомиться снова: Роза Яковлева.
Я подскочила на стуле.
— Розка! Но ты же была брюнеткой!
Яковлева прищурилась.
— Эко удивленье! Про краску для волос слышала?
Человечество придумало много интересного: косметику,
например, мыло опять же… Или ты не моешься?
Я постаралась сохранить на лице улыбку. В последней фразе
вся Роза. В те годы, когда мы работали на одной кафедре, Яковлева отличалась
редкостным умением так отбрить собеседника, что тот на некоторое время терял
дар речи. Впрочем, тогда абсолютное большинство коллег предпочитало не
связываться с Розкой. Ее папа, Михаил Николаевич, был ректором нашего вуза, и
судьба преподавателя, поставившего на место нагловатую Розу, скорей всего, была
бы печальной. На меня вдруг накатили воспоминания.
Глава 2
Яковлева появилась на нашей кафедре весной, и мы тут же
поняли: эта девушка укажет каждому его место. Досталось всем, даже старенькому
профессору Ивану Митрофановичу Рыжову, некстати сделавшему Розке замечание:
— Уважаемая, кхм, коллега. Вы являетесь преподавателем, то
бишь образцом для подражания, должны подавать студентам правильный пример. Не
кажется ли вам, что статус учителя предполагает определенные ограничения? Не
следует носить мини-юбки размером с ладонь, я себе такого никогда не позволял!
Розка прищурила умело подкрашенные глазки и разразилась
тирадой. Она орала с такой силой, что на люстре лопнул один из плафонов.
Заключила Яковлева выступление замечательной фразой:
— Вы, Иван Митрофанович, правильно гордитесь, что никогда не
носили мини-юбки. С вашими кривыми волосатыми ногами сей наряд противопоказан.
Думается, вы и в молодости таскали брюки, смею надеяться, что вы всегда
принадлежали к мужскому полу и юбочки не для вас. Впрочем, нет ли среди ваших
родственников шотландцев?
Рыжов втянул голову в плечи и бежал быстрее лани, оставив
поле боя за молодой особой. Ивану Митрофановичу были свойственны порой странные
заявления.
Члены кафедры, уважая его седины и научные заслуги, не
обращали на них внимания, но Роза была не из тех, кто умеет интеллигентно
молчать. А еще она отлично одевалась, имела две шубки, пользовалась польской
косметикой, каждый день душилась дорогими духами и сверкала красивыми
колечками. Хватило бы и этого набора, чтобы вся женская часть не только
кафедры, но и института возненавидела молодую модницу, но вскоре нашлись и
другие, более веские причины для поголовной нелюбви к ней.
Розочка быстро написала диссертацию. Справедливости ради
нужно сказать, что работа была вполне удобоваримой, не хуже и не лучше, чем у
других соискателей — очевидно, папа-ректор дотошно выправил текст.
По-хорошему, диссертацию следовало бы рекомендовать к
защите, но наши бабы решили оттянуться и на предварительном обсуждении
старательно вытерли о Розу ноги. В особенности неистовствовали две дамы
климактерического возраста: Лена Трошкина и Наташа Бойко.
Красная Роза с глазами, полными слез, понеслась домой. Я в
аутодафе не участвовала, лежала с гриппом, информация доползла до меня с
опозданием, когда реки крови уже пролились. Михаил Николаевич, узнав, как
обошлась кафедра с его любимой дочуркой, взбесился и принялся мстить. Лену
Трошкину уволили за опоздания. Де-юре рабочий день в институте начинался в
девять утра, де-факто же преподаватели, не имевшие первой пары, спокойно
приходили кто к одиннадцати, кто к полудню. Естественно, никому в голову не
приходило, что он нарушает трудовую дисциплину, в вузах не принято сидеть от
звонка до звонка. Представьте теперь удивление Ленки, когда ее вызвали на ковер
и сообщили:
— Вот список ваших опозданий на службу, забирайте трудовую
книжку.
Наташу Бойко выгнать не удалось, но хитрый ректор навалил на
нее столько работы, что бедная сама ушла, не вынеся непомерной нагрузки.
