— Джейми Бергер. Полагаю, вы с ней подруги. — Она выходит из-за стола.
Я не слышала это имя несколько месяцев, и одно лишь упоминание о нем отдается болью и ощущением неловкости.
— Она ведет расследование, и мне неизвестны подробности, да и не полагается их знать, — говорит она, имея в виду главу отдела сексуальных преступлений офиса окружного прокурора Манхэттена. — У нее большие планы, и она очень не хочет, чтобы что-то просочилось в прессу или куда-то еще. Вот почему я чувствовала себя не слишком комфортно, ссылаясь на нее в разговоре с вашим адвокатом. Но потом я подумала, что вы все равно узнаете, чем объясняется интерес Джейми Бергер к женской тюрьме Джорджии.
— Мне ничего не известно о расследовании, — осторожно повторяю я, стараясь не выдать охвативших меня чувств.
— Похоже, вы говорите правду. — Во взгляде Тары вызов и обида. — Похоже, то, что я сейчас сказала, для вас новость, и это хорошо. Не люблю, когда люди объясняют свои действия одной причиной, а на деле руководствуются другой. Не хотелось бы думать, что ваше посещение Кэтлин Лоулер всего лишь уловка, скрывающая ваше участие в делах другого лица. Хотелось бы надеяться, что вы здесь действительно для того, чтобы помочь Джейми Бергер.
— Я не имею никакого отношения к тому, чем она занимается.
— Вы можете иметь отношение и не знать об этом.
— Не представляю, как мой визит к Кэтлин Лоулер может быть связан с тем, что делает Джейми.
— Вы, конечно, в курсе того, что Лола Даггет — одна из наших, — говорит Тара, и получается это у нее как-то странно, словно самая печально знаменитая заключенная такое же ценное приобретение, как списанная гончая, наездник родео или редкое растение из питомника. — Доктор Кларенс Джордан и его семья, 6 января 2002 года, здесь, в Саванне, — продолжает начальница тюрьмы. — Незаконное вторжение среди ночи, но только мотивом было не ограбление. Судя по всему, убийство ради убийства. Их резали и рубили, пока все они не умерли в своих постелях, все, за исключением маленькой девочки, одной из близняшек. За ней гнались по лестнице и настигли уже у самой двери.
Я помню, что присутствовала на презентации этого дела в Лос-Анджелесе, где несколько лет назад проходило ежегодное совещание Национальной ассоциации судебно-медицинских экспертов. Выступал доктор Колин Денгейт. Много говорили о том, что в действительности произошло в доме жертв и каким образом туда можно было попасть, и я припоминаю, что убийца сделал себе сэндвич, выпил пива, попользовался ванной и туалетом и даже не удосужился смыть за собой. Меня все время не оставляло впечатление, что место преступления оставляет больше вопросов, чем дает ответов, и что улики не представляют однозначной картины.
— Лолу Даггет застали за стиркой своей испачканной кровью одежды. Давая объяснения, она громоздила одну ложь на другую. Наркоманка, подверженная вспышкам ярости и не умеющая себя контролировать. Впечатляющий перечень правонарушений и стычек с представителями закона.
— По-моему, есть предположение, что преступников могло быть больше, что это дело рук не одного человека.
— У нас здесь исполняется закон, так что уже осенью Лоле придется давать объяснения перед Богом.
— То ли ДНК, то ли отпечатки пальцев так и не были идентифицированы. — Я начинаю припоминать детали. — Еще одно подтверждение версии, что те преступления — дело рук не одного человека.
— Этой линии придерживалась ее защита, поскольку ничего более правдоподобного они не смогли придумать. Они не смогли объяснить, как кровь жертв могла оказаться на ее одежде, если она в этом не участвовала. Вот и изобрели вымышленного соучастника, на которого Лола могла бы свалить всю вину. — Тара Гримм выходит вместе со мной в коридор. — Не хотелось бы думать, что Лола окажется на свободе, а это вполне возможно, несмотря на то что права на подачу апелляций у нее больше нет. По всей вероятности, были затребованы новые экспертизы уже имеющихся вещественных доказательств, что-то насчет ДНК.
— Если это так, то у правоохранительных органов, у суда должна быть на то веская причина. — В конце коридора, у пропускного пункта, разговаривают друг с другом охранники. — Не могу представить, чтобы Бюро расследований Джорджии, полиция, прокуратура или суд дали разрешение на повторное исследование улик без достаточных на то оснований.
— Полагаю, не исключена возможность пересмотра приговора. Если на то пошло, другие ведь добиваются досрочного освобождения за примерное поведение. Всякое может случиться, даже побег. — За холодным прищуром глаз стальной блеск нескрываемой злобы.
— Джейми Бергер не вытаскивает людей из тюрьмы, — отвечаю я. — У нее другой профиль.
— Теперь, похоже, вытаскивает. Блок «Браво» она не просто так посещала.
— Можете уточнить, когда это было? Когда она приезжала сюда?
— Я так понимаю, у нее есть жилье в Саванне, место, где она проводит отпуск. Убежище. Так поговаривают. — Тара Гримм пожимает плечами — мол, слухи и ничего больше, — но я уверена, за этим кроется что-то еще.
Если Джейми приезжала в тюрьму для встречи с кем-либо из приговоренных к смертной казни, она прошла тот же путь, что и я сейчас. И первым делом посидела с Тарой Гримм. Конечно, это был не визит вежливости. Убежище? От чего ей прятаться? С какой целью? Такое поведение было совершенно не характерно для той Джейми Бергер, прокурора Нью-Йорка, которую я знала.
— Сначала она приезжала, а теперь вот вы здесь, — говорит начальница тюрьмы. — По-моему, вы не из тех, кто верит в совпадения. Я скажу надзирателям, что фотографию разрешено пронести и оставить Кэтлин.
Она отступает в свой кабинет, а я иду по длинному, выкрашенному синей краской коридору к пропускному пункту, где сотрудник в серой форме и бейсболке просит вынуть все из карманов. Содержимое предлагается поместить в пластиковую корзину, и я передаю водительское удостоверение и ключи от фургона, поясняя, что начальство разрешило пронести фотографию. Сотрудник говорит, что его уже об этом предупредили. Меня проверяют металлодетектором и обыскивают, после чего выдают красный бейджик на застежке, на котором написано, что я являюсь официальным посетителем под номером семьдесят один. На правую ладонь ставят секретный пароль, видимый только в ультрафиолетовых лучах, — он послужит мне пропуском на свободу.
— Попасть сюда можно, но если на вашей ладони не окажется штампа, то выйти отсюда вы уже не сможете, — произносит дежурный, и я не могу определить, то ли он так шутит, то ли здесь что-то еще.
Зовут его, судя по именной табличке, М. П. Мейкон. Связавшись по радио с центральной диспетчерской, он дает команду открыть ворота. Что-то громко гудит, и зеленая металлическая дверь тяжело уходит в сторону, открывается и со щелчком закрывается за нами. Потом открывается вторая. Прописанные красным правила для посетителей предупреждают о том, что я вступаю в отделение строгого режима. Пол только что натерли, и подошвы моих лоферов липнут к нему. Я следую за Мейконом по серому коридору с запертыми металлическими дверьми и выпуклыми зеркалами на каждом углу.
