– Несчастливое число, – скуксилась тетка, –
неприятности приносит, еще, не дай бог, в аварию попадем, нет другого местечка,
а?
– Вот уж глупости, – пролаяла кассирша, – на
тринадцатой полке беда случится! Раскинь мозгами, чучундра, если скорый с
рельсов сойдет, и двенадцатому, и четырнадцатому номеру капец придет. Или,
полагаешь, тебя одну вышвырнет, а остальные счастливо домой прикатят? Давай
бери билет, ща поезд примчится!
Я просунулась к кассе.
– Мне один, тоже до Москвы, на этот скорый, место
любое, я совершенно не суеверна.
Кассирша, пожилая матрона весом больше центнера, с губами
кроваво-красного цвета, схватила деньги и выпихнула из-под решетки билет со словами:
«Это хорошо, что ни в какую глупость не веришь! Накось седьмое место, говорят,
самое счастливое».
Домой я приехала вовремя и первым делом спросила у Риты:
– Вроде Ваня работал еще с первой Глафирой, Настей
Звягинцевой?
– Ага, – зевнула певица, – а чего?
– Да так просто, – вывернулась я, – думала,
ему немного лет.
– Так он и правда молодой, – засмеялась
Рита. – Настя-то недолго пела, она быстро ушла. Свин в нее вложился,
раскрутил, а девка бац – и свильнула. Семен не растерялся и другую Глафиру приволок.
Вот она больше работала и пела бы дольше, если бы порошком не увлеклась. Но что
одному горе, то другому счастье. Лично я собираюсь использовать представившийся
шанс на все сто! Пить не начну, колоться и нюхать дурь тоже, хочу славы и
денег! Много! Без края!
Я хмыкнула и отправилась собирать шмотки для выступления.
Слава и деньги! Это, конечно, хорошо. Вопрос: чем придется заплатить за
исполнение желаний? Ничто и никому в этой жизни просто так не досталось.
Первый концерт сегодня предстоял в клубе «Рокко». На
служебном входе роилась толпа охранников. Крепкие парни ощупали нас и велели
открыть портпледы.
– Там костюмы, – удивилась я, – вы чего,
ребята, в первый раз артистов видите?
– Ступай себе, – буркнул один из секьюрити, –
нашлась Тина Тернер!
Следовало достойно ответить наглецу, но огромным усилием
воли я сдержалась.
«Рокко» оказался паскудным местом, за кулисами не было
ничего хорошего. Обшарпанный грязный коридор, темная, холодная гримерка.
Впрочем, я уже хорошо поняла, что жизнь артиста имеет две стороны. Яркую,
блестящую, феерическую, ту, что видят зрители. Перья, блестки, кружева, сияющие
глаза, румянец, роскошные машины, украшения, бешеные заработки… в общем, не
жизнь, а праздник. Но слава богу, что обычный зритель никогда не заглядывает за
кулисы. Там все иначе. Перья, блестки и кружева костюмер спрячет в кофры. С
лица звезды удалят косметику, и хорошо, что фанаты не видят своего кумира в
такую минуту. Кто этот бледный до синевы, замученный бесконечными концертами
человек? Вот он, обжигаясь, быстро ест из лоточка лапшу неизвестного
производства, запивая ее маловкусным напитком, гордо именуемым кофе. В гримерке
жуткий холод, по столику бегают тараканы, злая уборщица, наплевав на звездный
статус, колотит в запертую дверь:
– Эй, долго еще ждать? Мне домой пора!
– Давай, Коля, – торопит администратор, – у
нас еще одна площадка, отпоешь – и свободен.
Звезда мрачно кивает:
– Ладно, только превратите меня в суперстар, фанаты
ждут!
Через пятнадцать минут из служебного входа выныривает
молодой человек самого роскошного вида. Толпа с визгом бросается к кумиру.
– Дайте пройти, – мрачно цедит охрана.
– Погодите, ребята, – укоризненно останавливает
бодигардов певец, – это же моя публика, я люблю ее.
Секьюрити сурово смотрят, как вверенное им тело братается с
народом. Потом один из них, решив, что объятия затянулись, выхватывает «объект»
любви и всовывает его вместе с разлохмаченными букетами в роскошный автомобиль.
Следует приказ шоферу:
– Гони, опаздываем.
Суперстар отбрасывает цветы и стонет:
– Уберите букеты, у меня аллергия началась.
Ночью уставшего, как ездовая собака после
пятидесятикилометрового перегона по льдам, певца заносят в дом.
– Ты спи, котик, – фальшиво-ласково советует
администратор, – отдыхай вволю, машина в восемь утра придет.
– Зачем? Сейчас-то три утра уже, – пугается кумир.
– Забыл, зайчик, – укоряет администратор, –
мы на Север летим, с гастролями. Тридцать городов за двадцать пять дней.
Едва за ним захлопывается дверь, как звезда рушится в койку.
Но сна нет, желудок начинает ныть, усталые ноги гудят, спину ломит, а в голову
лезут тяжелые мысли. Может, старость подкрадывается тихим шагом? Редко кто
доживает на эстраде до пятидесяти. И кому ты будешь потом нужен? Уйдешь на
покой – мигом забудут все. Перестанешь петь, плясать, светиться на экранах и
кричать из радиоприемников – публика тут же тебя похоронит. Если потом и
вспомнят и позовут лет через пять в какую-нибудь передачу типа «Наши ветераны»,
зрители с удивлением начнут шептаться:
– Это он? Мы думали, давно умер!
А ведь эстрадный артист зарабатывает ногами и горлом,
следовательно, надо успеть до пенсии сделать все, что хочется, обеспечить свою
старость. Для этого нужно работать, как вол, ездить по стране, спать в ужасных
гостиницах, дрожать от холода или задыхаться от жары в каком-нибудь Энске, где
о кондиционерах никто даже не слышал. Семьи, как правило, нет, мало кто
способен подстроиться под график звезды. Если же находится супруга среди самых
верных фанаток, то даже она не выдерживает и начинает «катить баллоны»:
– Что за жизнь! Ты одиннадцать месяцев в разъездах.
Еще хуже, если в брак вступили коллеги, ничего хорошего, как
правило, из такого тандема не выходит. «За все цена одиночество, иначе не
получается», – поется в одном шлягере. Но это еще не самое плохое.
Отвратительно сознавать, что не можешь полностью реализоваться в творческом
плане. Многих певцов подминает под себя продюсер, заставляя петь «кассовые»
песни, а не те, которых просит душа. Все надеешься: вот сейчас «напоешь» денег,
и можно сделать нечто этакое, нетленное. Но золотые дублоны тают, гениальные
мелодии так и не появляются на свет. Кто виноват? Что делать? Вечные вопросы. А
еще в душе живет страх: что будет, если придет болезнь? Пропадет голос? Или
капризная публика перестанет ходить на твои концерты? Вдруг новая песня «не
пойдет»? Как быть тогда?
