– Можно, – согласился парень, – если ты
угощаешь.
– У меня двести рублей, – быстро предупредила я.
– Нищета, – горько вздохнул Ваня, – пошли.
Мы устроились за крошечным столиком у стены и получили две
наперсточные чашечки кофе.
– Охота людям по ночам танцевать ходить, –
вздохнула я, – нет бы спать себе тихонечко в кроватках!
– Типун тебе на язык, – фыркнул Ваня, – еще,
не дай бог, услышат и разбегутся, мы тогда без денег останемся. Пусть уж
отплясывают, и им хорошо, и нам приятно!
– Ты Настю Звягинцеву знал?
– Ага, – кивнул Ванька, – как не знать? Она
первой Глафирой была. Я с самого начала говорил Свину: «Не выйдет из нее
ничего». Путаная девка, с каким-то бизнесменом жила, а потом там неприятная
история случилась. Любовника ее прирезали, Настька заболела, пропала, вот Свин
вместо нее другую и приволок и Глафирой сделал. Теперь имеем третий вариант.
– Скажи, я на нее похожа?
– На кого? – Ваня поставил чашку на стол.
– На Настю.
– Ну… фигурой, цветом волос, – стал перечислять
он, – а так нет, конечно. Если только издали, она тоже тощая была, самая
мелкая из Глафир. А почему интересуешься?
– Да так, – протянула я, – просто из
любопытства. Ко мне пару раз за кулисами люди подходили, восклицали: «Привет,
Настя!» – а потом извинялись: «Простите, мы вас со Звягинцевой перепутали».
Ваня взял пластмассовую ложечку, повертел ее в руках, а
потом резко сказал:
– Врешь!
– Я никогда не лгу!
– Прям смешно, – скривился парень, – считаешь
меня за лоха? Да Свин запрещает солисткам кому-либо свое настоящее имя
называть! То, что первая Глафира в миру Настька Звягинцева, знал очень
ограниченный круг людей. Их уже давно нет при сцене, состав группы менялся, я
один из старых остался. Настю теперь никто не помнит, да и знали ее за кулисами
плохо, она мало совсем проработала, а потом исчезла. Что ты задумала? Хочешь
сама Глафирой стать? Даже не надейся!
– Почему? – Я решила поддержать разговор.
– Старая ты! – гаркнул Ваня. – Выглядишь
ничего, фигура как у девочки, только морда скоро разваливаться будет. Нет, в
таком возрасте не начинают. Тебе сколько лет?
– Неважно, – я постаралась уйти от щекотливой
темы.
– В сорок впервые на сцену не вылезают, –
ухмыльнулся Ваня, – справил четыре десятка – и уходи с подмостков. В свете
софитов хорошо лишь юные смотрятся. Хоть сто подтяжек сделай, хоть ноги к щекам
пришей, а моложе не станешь. Сколько раз я на певичек глядел и думал: всем вы
хороши, кудри блондинистые, грудь торчит, попа тоже, морщинок нет, шея
лебединая, а народу понятно, что бабушка! Вот скажи, почему? То ли блеск в
глазах другой, то ли энергетика иная, но сразу ясно: этой двадцать, а той,
такой же шикарной, уже пятьдесят и пора переходить на амплуа благородной
матери. Режиссером становись, продюсером, организовывай шоу, но не скачи сама с
микрофоном. Я уважаю старость, но не тогда, когда она в мини-шортах, спрятав
варикозные ножки в утягивающие колготки, строит из себя Лолиту. Надо уметь
вовремя уйти в тень, но что-то никто не торопится! Нет, Танька, тебе нечего о
сцене мечтать, ушло твое время.
– Не знаешь, случайно, где сейчас Звягинцева?
Ванька пожал плечами:
– Мне сие неинтересно.
– Ладно, – кивнула я, – а кто такая Ира
Кротова?
Ваня вздрогнул:
– Ты откуда ее знаешь?
– Она ко мне сама подошла, мы очень мило поболтали о
том о сем.
Звукооператор вытащил сигареты.
– Надеюсь, ничего такого про Глафиру ты не наболтала?
Имей в виду, Кротова пиранья, с ней в один аквариум лучше не поподать. Она
страшный человек. Живет как гиена, питаясь падалью. Ирочка очень любит на
новенького налететь, ну, того, кто недавно в шоу-бизе, еще не разобрался, что к
чему. Сначала она ласковая, такая вся карамелька-шоколадка. Ну люди и
расслабляются и начинают языками чесать, дураки. А наша Ирочка в кармане всегда
включенный диктофон держит, ясно?
Я кивнула.
– Да, она, кстати, меня тоже спутала!
– Со Звягинцевой? – удивился Ваня.
– Нет, со своей сестрой.
– С кем?
– Ну вроде у нее сестра была, а потом пропала
неизвестно куда, – быстро соврала я, – вот Ира и решила, будто я –
это она. Обозналась, говорит, мы очень похожи. Ты ничего про Таню Кротову не
слышал?
Ваня подергал себя за левое ухо.
– Брешет она, – уверенно заявил он наконец, –
вот сучара! Нюх, словно у гепарда! Небось заподозрила что-то про Глафиру и
решила тебя охмурить.
– У нее нет сестры? – поинтересовалась я.
– Не знаю, – протянул Ваня, – она про себя
ничего не рассказывает, слова лишнего не вымолвит. Может, и имеет
родственников… Только никогда бы она тебе не стала про свои секреты трепать.
Нет, явно хочет что-то вынюхать! Пошли, а то сейчас Свин взбесится.
Я вернулась назад и увидела, что продюсер ухитрился невесть
где раздобыть для Риты коротенькое блестящее платьишко на тоненьких бретельках,
а к нему босоножки, состоящие из спицеобразного каблука и двух паутинообразных
ремешков.
Глафира отправилась петь. На этот раз ничего экстраординарного
не произошло, никаких бьющих в небо фейерверков и похабных картинок. Встречали
певицу с умеренным восторгом, никто особо не прыгал от счастья, услыхав
тоненький голосок, льющийся из динамиков.
– Наша Глаша словно холодная геркулесовая каша, –
прозвучало сбоку, – видите, стишок получился! Может, мне начать песни
писать? Глаша-каша! Можно схарчить лишь от очень большой голодухи!
Я посмотрела на говорившую и узнала Ирину.
– Вы просто ей завидуете, – неожиданно встала на
защиту коллеги маленькая рыжеволосая девочка, похоже, бэк-вокалистка
«Баблз», – такая молодая – и уже звезда! А вы только злобствуете, потому
что не вам аплодируют!
Ирина испепелила храбрую малышку взглядом.
– Еще как мне хлопают, – процедила она, –
Глафире моя слава и не снилась! И потом, она через год исчезнет, лопнет, словно
мыльный пузырь, и следов не останется. А я до смерти писать буду. Кстати,
кошечка, говорят, ты сольную карьеру начинаешь, свой клип записала?
