– Я поняла: вам не хотелось мне представляться
настоящим именем, и я очень рада, что вы все-таки решились, – сказала
Лиза, ставя на столик красивую фарфоровую чашечку.
Я вздрогнула. Надо же, я задумалась и не заметила, как
администратор вернулась в приемную.
– Вы о чем?
Лиза мягко улыбнулась.
– Сами же сейчас довольно громко сказали: «Настя
Звягинцева».
Я плотно стиснула зубы, однако мне следует быть осторожнее и
не увлекаться обдумыванием ситуации до потери бдительности.
– Вы меня не помните? – тихо спросила Лиза.
– Нет.
– Ну да, понятно, – вздохнула
администратор, – я раньше в клинике Потапова работала, вы туда лечиться
приходили, когда голос пропал.
– Извините, ошибка вышла. Я не Настя Звягинцева, просто
мне вспомнилась эта девушка. Меня зовут Таня, и голоса я никогда не теряла,
очень хорошо говорю, слышите?
Лиза моргнула:
– Понимаю, вы не бойтесь, я никому не расскажу.
– О чем?
– Да о вас.
– Обо мне? Что же такого плохого я сделала?
– Ничего, – пожала плечами Лиза и попыталась уйти,
но я схватила ее за руку.
– Раз начали, договаривайте. Что вы про меня знаете?
– Сущую ерунду.
– А именно?
Лиза нахмурилась:
– Вам не надо бояться, узнать вас трудно, вы сильно
изменились, постарели, перестали следить за собой. Но, видно, кулисы все-таки
притягивают, раз к Глафире в услужение пошли. Она небось не в курсе, кто вы?
Я толкнула Лизу в кресло и нависла над ней.
– Живо говорите, кто я!
Администратор вытащила сигареты.
– О боже, язык мой – враг мой. Ну кто меня за него
дергал, не мое это дело, в конце концов, назвались Таней – и хорошо.
Успокойтесь, я же не Ира Кротова, деньги на сплетнях не делаю, от меня никаких
неприятностей не будет.
– Сейчас же все рассказывайте!
– Хорошо, хорошо. Вы – Настя Звягинцева. Были певичкой,
выбивались в люди, пели всякую ерунду вроде Глафиры. Пели, пели, а потом пропали.
Кстати, у вас с голосом проблемы были, вы обратились в клинику, я там на
ресепшен сидела. Вы часто ходили на процедуры, ну и выяснилось…
– Что?! – в изнеможении воскликнула я. – Что
обо мне выяснилось? Еще какая информация? Я убила группу младших школьников?
Взорвала интернат со стариками? Сожгла приют бездомных животных?
Лиза улыбнулась.
– Ну, все не так страшно. Вы просто говорили, что вам
двадцать пять лет, а выяснилось, что намного больше. Доктор наш, Карл Львович,
все восхищался, до чего вы здорово выглядите, просто блеск. Только голоса он
вам не вернул, певческого я имею в виду. А потом певица Звягинцева исчезла,
больше ничего про вас я не слышала. Хотя постойте… впрочем… нет, больше ничего
не знаю!
Я вцепилась Лизе в плечи и, сильно встряхнув ее, велела:
– Говорите до конца.
– Право же! Это просто сплетни.
– Быстрей.
– Ну… не я придумала, люди болтали! Я же сразу потом к
Лисе перешла, а здесь шоу-биз, языки мелют…
– Короче…
– Ладно, кхм, кхм, – закашляла Лиза, –
значит, одни болтали, что вы любовника убили и в тюрьму сели. Другие говорили:
вы в психушку попали, третьи – будто вас саму убили. Правды-то никто не знает.
Да вы не бойтесь, вас узнать практически невозможно, волосы другие, макияжа
нет, постарели, хоть и смотритесь ничего, только возраст на морде написан,
никак на двадцать пять не тянете. Весь блеск сошел!
– Как же вы меня опознали? – прошипела я.
Лиза хмыкнула:
– Ну… дело житейское.
– Господи, опять секреты!
– Вы выпить любили, коньяк хлестали, – понеслась
Лиза, – несколько раз в клинику подшофе являлись, Карл Львович вас домой
отправлял. Ну не может же фониатр
[1]
работать с выпившим человеком. Потом он вам приговор вынес: петь никогда не
сможете.
Я молча слушала Лизу.
Когда Настя узнала, что путь на сцену для нее закрыт, то
прямо в кабинете у доктора впала в истерику, и перепуганный Карл Львович велел
Лизе проводить неудачливую певицу домой.
Настя, сев в машину, вытащила из сумочки фляжку, по дороге
насосалась коньяка, опьянела, и Лизе пришлось буквально на плечах тащить ее в
дом. В шикарном трехэтажном здании не было ни души. Лиза доволокла Настю до
спальни, уложила в кровать и хотела уходить. И тут Звягинцева вскочила,
схватила нож, лежавший невесть зачем на тумбочке, и с воплем: «Не хочу жить!» –
полоснула себя по запястью. Полилась кровь. Настя, истерично хохоча, еще раз
полоснула по руке, потом второй, третий. Перепуганная насмерть Лиза отняла у
буянки нож и вызвала «Скорую». Врачи забрали Настю, Лиза уехала домой, больше
они со Звягинцевой не встречались.
– Я как вашу руку увидела, сразу все поняла, –
тихо добавила Лиза.
Я машинально посмотрела на свою левую кисть. Тонкий шрам,
словно браслет, охватывал запястье. В душе поднялось смятение. Значит, я –
Настя Звягинцева! Хотя, может, и нет. Это просто совпадение!
– Вы не переживайте, – пожала плечами Лиза, –
можно чем-то другим заняться, вовсе не стыдно и полы мыть. Но я никому ничего
не расскажу. Понимаю, вам неохота, чтобы люди знали!
– Где Глашка? – заорал Свин, вламываясь в
зал. – Она про концерт не забыла? Танька, иди ищи ее.
– Сенечка, – засюсюкали из другого конца
комнаты, – дай поцелую тебя, котик.
Лися подскочил и заключил Свина в объятия.
– Веди сюда звездищу, – велел продюсер. –
Лизка, кофе!
Стилист и администраторша прыснули в разные стороны. Свин
вынул платок и вытер щеки.
– Понимаешь, киса, – заявил он, – я лицо
нетрадиционной для нашей эстрады ориентации – не пидор, баб люблю. Таких, как
я, очень мало, остальные все, блин… слов нет! Где Глашка?
– Незачем орать, – отчеканила черноволосая
женщина, появившаяся в приемной.
Я икнула. Это Глафира? Матерь божья!
– Усраться! – взвизгнул Свин. – Что
случилось?
