«Кофе – 50 рублей, штрудель – 75 рублей, стол 100 рублей,
итого 225. Вознаграждение официанту остается на ваше усмотрение и всегда
приветствуется». Я слегка удивилась и перечитала не слишком четко напечатанные
строки. С кофе и штруделем понятно, с чаевыми тоже проблем нет, во всем мире
существует на них единая ставка – десять процентов от суммы итога. То есть
сегодня девушке следует оставить двадцать или двадцать пять рублей. Но почему с
меня решили взять еще какую-то сотню за стол? И что под этим подразумевается?
А, наверное, в соседнем зале люди могут подходить к прилавку сами и выбирать
пирожные. Шведский стол. Очень удобная форма самообслуживания. Но я-то к ней не
прибегала.
Девушка в форменном костюмчике стояла с будто наклеенной
улыбкой. На ее груди белел бейджик: «Варвара».
– Варенька, – вежливо сказала я, – тут вкралась
небольшая ошибка: я не пользовалась шведским столом. Поймите правильно, мне
совсем не трудно отдать лишнюю ассигнацию, но я не люблю платить ни за что.
Очевидно, ошиблись на кассе, бывает так, что к чеку присоединяется предыдущая
покупка…
– Не, – протянула Варя, – все верно. И потом, как
это вы не пользовались столом? Сидите же за ним!
– Стол? В вашем кафе берут за мебель?
Варя кивнула:
– Да.
– С ума сойти!
– Почему? Вы же им пользовались, – катая во рту жвачку,
стала объяснять Варя, – стол, может, поцарапался. Вы по нему локтями
елозили, полировку стерли.
– У меня нет нарукавников из наждачной бумаги, – только
и сумела возразить я, – за что же платить сто рублей? Да этому столику
красная цена тысяча! Он у вас при таких аппетитах давным-давно окупился и начал
приносить прибыль.
– О господи, – закатила глаза Варя, – ну каждый
раз одно и то же! Прочтут счет и возмущаются. Чего же тут странного? В любой
точке с вас вычтут за мебель.
– Первый раз вижу подобную строку в счете. – Я решила
стоять на своем до конца.
– Просто мы честные, – мерно двигая челюстями, ответила
Варя, – в иных кафе чашечка кофе будет стоить не полтинник, а сотню, да и
штрудель на полторы потянет. Мы же без обмана, указываем истинную цену блюда и
берем за мебель.
– Очень глупо!
– Это почему еще? – уперла руки в боки Варя.
– Тогда следует указать еще массу составляющих.
– Каких?
– Ну… занавески, люстру, скатерть, чашку, тарелку, ложку,
электричество, воду, паркет… В конце концов, стул, вдруг я его задницей протру!
– А вы не грубите!
– Просто я указываю на ваши недочеты. Да, кстати, перед тем
как начать обслуживать клиента, советую давать ему на подпись «Акт приемки
стола», а уходя, пусть завизирует «Акт сдачи».
Варя покраснела.
– Давай плати живо! Разговорилась тут. Иначе…
– Что? – усмехнулась я. – Заставишь меня выплюнуть
кофе и штрудель?
– Милицию позову, – рявкнула Варя.
– Очень хорошо, – кивнула я, – тогда я немедленно
звякну в налоговую инспекцию, пусть проверят, какой процент кофе находился в
том напитке, который вы именуете капуччино. Его явно сэкономили, а в штруделе
вес был меньше заявленного в меню.
Варя открыла рот, закрыла, потом снова открыла. Я вытащила
портмоне и выложила на стол двести двадцать пять рублей, ухитрилась наковырять
сумму без сдачи.
Официантка обрела дар речи:
– Это все?
– Естественно. Получите, и до свидания, – сердито
сказала я.
– А чаевые?
– Они обязательны?
– Конечно.
– И где это написано?
– Ну… все дают.
– А я не стану.
Варя прищурилась.
– Небось в этом НИИ работаете, что рядом стоит. Угораздило
же нас тут открыться. Косяком уроды идут, то в туалете на два часа засядут, то
скандал устроят! Ваще прям!
Не слушая недовольное ворчание официантки, я схватила
сумочку и ушла. Больше в эту кофейню не загляну, даже если стану умирать от
голода!
К Гортензии Петровне я поехала без предварительного звонка.
С пожилой дамой лучше пообщаться лично, тем более что и повод у меня есть самый
замечательный: вручу ей пятьсот долларов.
Считается, что пожилые люди предусмотрительны, аккуратны,
поголовно боятся бандитов, поэтому, прежде чем открыть входную дверь, долго
расспрашивают нежданного гостя и рассматривают его в «глазок». Но Гортензия
Петровна распахнула дверь мгновенно. Едва я успела нажать на звонок, как на
пороге появилась маленькая, верткая дама, смахивающая на престарелую стрекозу.
– Вы кто? – резко спросила она, выходя на лестничную
клетку.
– Даша Васильева, – автоматически ответила я, – а
вы Гортензия Петровна Клара́?
– Да, – быстро сообщила старушка, – говорите
скорей, что надо, я за хлебом собралась. Сейчас ларек закроется, он всего лишь
до четырех работает, останусь без батона.
Только сейчас я заметила у нее в руках хозяйственную
матерчатую сумочку. Сразу стало понятно, что Гортензия Петровна открыла дверь,
собираясь уходить, вполне вероятно, что она даже не услышала моего звонка.
– У вас на первом этаже супермаркет, – напомнила
я, – круглосуточный, там небось хлеба завались.
– Гадость! – воскликнула Гортензия. –
Отвратительная выпечка, по вкусу напоминающая вату! Я беру только заводские
сайки!
– Хорошо, подожду вас вот тут, посижу на подоконнике.
В глазах Гортензии Петровны вспыхнуло возмущение.
– Это с какой стати? Вы кто такая?
– Ну не на лестнице же нам беседовать.
Старушка быстро заперла дверь и твердо заявила:
– Никогда не пускаю к себе посторонних. У вас есть
рекомендательное письмо?
Я постаралась не рассмеяться во весь голос. Рекомендательное
письмо! Господи, в каком веке живет Гортензия Петровна?
– Если нет, то до свидания, – желчно произнесла бабуся
и со скоростью, которую трудно ожидать от пожилого человека с артритными
ногами, унеслась вниз. Мне показалось, что она перепрыгивала через ступеньки,
но это, наверное, все же было не так. Пришлось устроиться на подоконнике.
