Дальше события начали разворачиваться как в сказке. Новое,
суперсовременное здание возникло словно по мановению волшебной палочки,
зарплата стала большой, открылся НИИ, лаборатории которого оснастили совершенно
уникальным оборудованием. Гольдин провел рекламную кампанию, и в музей хлынули
экскурсанты. Каким-то образом Борис Иммануилович договорился с большинством
московских школ, и учителя, преподающие ботанику, стали приводить в музей своих
учеников. В общем, Эра Вадимовна пребывала в настоящем шоке. Но самое большое
потрясение она испытала, увидев нового директора. Римма оказалась достаточно
молодой, очень увлеченной женщиной. Пообщавшись с ней, Эра Вадимовна поняла,
что диссертация Риммы не была куплена, Гольдина написала ее сама, она хорошо разбиралась
в профессиональных вопросах, было лишь одно «но», совершенно не мешавшее Римме
справляться со своими обязанностями. У нее были парализованы ноги. На работу ее
привозили в специально оборудованном автомобиле, все лестницы в институте имели
пандусы, а за инвалидной коляской ходили два мрачных парня, одетых в любую
погоду в черные костюмы. Римма звала их «толкальщики».
Спустя некоторое время Эра Вадимовна узнала, что случилось в
семье Гольдиных. Борис одно время крепко выпивал. Как-то раз, находясь подшофе,
он, посадив в автомобиль жену и малолетнего сынишку, понесся по шоссе. Римма
умоляла мужа сбавить скорость или пустить за руль ее, совершенно трезвую. Но
Гольдин не слушал супругу и только сильнее жал на газ. В конце концов случилось
несчастье. На очередном повороте Борис не справился с управлением, и шикарная
иномарка влетела в бетонный забор.
Очнулся Гольдин в реанимации, через некоторое время он стал
требовать в палату жену, и тогда доктор, трусливо отводя взгляд, рассказал ему
правду: у Риммы сломан позвоночник, ей придется провести оставшуюся жизнь в
инвалидной коляске, а мальчик погиб на месте. У самого же лихого водителя не
было никаких серьезных травм, кроме сотрясения мозга и двух поломанных ребер.
Теперь Борису Иммануиловичу предстояло всегда жить с ощущением вины. Каждый
взгляд на жену, сидевшую в каталке, вызывал у него приступ отчаяния. Пить он
бросил, ни разу после того памятного дня не поднес ко рту ничего крепче кефира.
Только сына было не вернуть и возвратить здоровье Римме Борис Иммануилович со
всеми своими миллионами не мог.
Вот тогда Гольдину пришла в голову идея приобрести для жены
НИИ и открыть в нем музей. Ему хотелось, чтобы Римма ощущала себя полноценным
человеком. Кстати говоря, в НИИ приоритетными были исследования, посвященные
влиянию ядов растительного происхождения на паралич. Борис Иммануилович не
терял надежды поставить Римму на ноги, в прямом смысле этого слова, и щедро
выделял средства на научную работу.
– Более того, – хорошо модулированным голосом
преподавателя, приученного читать лекции, говорила Эра Вадимовна, – наши
сотрудники ездят в экспедиции по всему миру, музей постоянно пополняется новыми
экспонатами. Борис Иммануилович удивительный человек, а перед Риммой я просто
преклоняюсь. За все время, что мы знакомы, я ни разу не услышала от нее жалобы
или малейшего намека на свою участь. Она всегда бодра, полна оптимизма. Ее
здесь все обожают. Вовсе не потому, что она жена основного спонсора, вернее,
единоличного хозяина НИИ, а за доброту, участливость, стойкость. Римма – пример
для многих из нас, здоровых и ходячих.
Эра Вадимовна замолчала, потом взяла сигареты и
поинтересовалась:
– Вас дым не раздражает?
Я вытащила «Голуаз».
– Составлю, если не возражаете, вам компанию. Скажите, Эра
Вадимовна, вы всех сотрудников знаете?
– Конечно, – улыбнулась дама.
– В вашем музее работает женщина, такая коренастая, хотя
рост дамы не является основной приметой. Можно надеть обувь с каблуками или,
наоборот, без оных. Носит она в последние дни светлый брючный льняной костюм.
Волосы у нее темно-каштановые, стрижка под пажа, сама в очках с затемненными
стеклами, яркий макияж, кроваво-красная помада…
Эра Вадимовна выпятила нижнюю губу.
– Вроде у нас похожих нет. В музее точно. Может, в НИИ
новенькую взяли. Темно-каштановые волосы, очки… Не припомню. Хотя… Ну конечно!
Это же Настя Трошева.
Я чуть не опрокинула на себя чашку с недопитым чаем.
– Настя?! Но ведь у нее совсем другая прическа!
Эра Вадимовна вздрогнула:
– Вы знаете Трошеву? Откуда?
Вопрос застал меня врасплох.
– Ну… мы когда-то вместе работали.
– Где? – отрывисто поинтересовалась Эра Вадимовна.
– Э… в одном журнале.
– Каком?
Я рассердилась на себя. Похоже, я очень глупо соврала, а Эра
Вадимовна ужасно настырна, она от меня просто так не отстанет!
– Этот, забыла, вроде «День», нет, «Сегодня»! Дело было
давно, – попыталась выкрутиться я.
Но, видно, Эра Вадимовна не зря мечтала написать детектив.
– Если давно, – прищурившись, заявила она, – то
откуда вы знаете, какая сейчас прическа у Насти? Волосы-то можно покрасить и
отпустить. И потом, Трошева пришла к нам сразу после получения диплома.
Я заморгала. Как назло, ничего не могла придумать.
Эра Вадимовна сладко улыбнулась:
– Душенька, покажите ваше рабочее удостоверение.
– Извините, я его дома забыла.
Заведующая музеем моргнула и взялась за трубку аппарата,
стоящего у нее на столе.
– Скажите номер телефона редакции.
Это был нокаут.
Эра Вадимовна молча смотрела мне в глаза. Потом ее губы
растянула улыбка.
– Немедленно объясните, кто вы, откуда, зачем сюда явились и
почему начали расспрашивать про музей. Иначе я моментально позвоню начальнику
охраны и Борису Иммануиловичу.
Я раскрыла сумочку, вытащила два паспорта, русский и
французский, положила их на столе перед Эрой Вадимовной и начала говорить:
– Меня зовут на самом деле Даша Васильева, тут нет никакого
обмана. Я бывшая преподавательница французского языка и живу со своей семьей в
Ложкине. Борис Гольдин великолепно нас знает…
Эра Вадимовна молча слушала мой рассказ. Когда я
остановилась, она быстро спросила:
– Значит, вы считаете, что всех несчастных убили при помощи
каракомы?
Я развела руками.
