– Ну ты и чудо в перьях! Это же пьянь рваная! Она зимой у
метро на тротуаре дрыхнет, и никакая зараза не берет. Тебе чего, ее жаль?
Я кивнула.
– Она ведь человек.
– Она вошь, – сурово перебила меня Алла, – таких
давить надо.
Квартирка оказалась крохотной, практически без мебели и
очень грязной. Веры не было нигде: ни в большой комнате, ни в маленькой
спальне, ни в узкой пеналообразной кухне. Алла открыла санузел и разочарованно
протянула:
– А и правда ушла! Давай ее подождем!
Но ко мне совершенно неожиданно вернулся разум. Я подумала:
зачем мне нужна эта Вера? С Якуниным она знакома не была, ни о каких его
знакомых или родственниках слыхом не слыхивала, ну зачем я прикатила сюда? Я не
одобряю в данной ситуации никого: ни Веру, решившую заработать, ни алчную
Аллочку, ни Катю, избавившую своего жениха от мучений. Хотя вопрос об эвтаназии
спорный. Не знаю, как поступила бы сама, поняв, что любимый человек, которому
остались на земле считаные часы, измотан болью до последней степени. Может, и
попросила бы для него спокойной смерти. С другой стороны, всегда есть надежда
на чудо… Для человека, у которого уже практически не функционирует ни один
орган?
Разозлившись на себя, я довольно резко ответила:
– Нет, мне пора.
– Но…
– До свиданья!
– Эй, дайте мне свой телефон.
– Зачем?
– Верка придет, позвоню.
– Спасибо, не надо.
– А деньги? Получишь двести пятьдесят баксов.
– Они мне ни к чему.
– Нет уж, стой, – Аллочка вцепилась мертвой хваткой в
мое плечо, – говори номер!
Поняв, что так просто девица не отвяжется, я назвала цифры и
опять рассердилась. Надо же такого дурака свалять! Ну зачем я назвала
правильный? Теперь предприимчивая Аллочка, вознамерившаяся пугать мною Веру,
будет названивать безостановочно. Значит, придется менять номер телефона!
Глава 9
Ругая себя за глупость, я ушла из неуютной квартиры и
попыталась выбросить из головы мысли об Аллочке, Вере и убогой алкоголичке. Сев
в «Пежо», попробовала соединиться с Аней, услышала частые гудки и, окончательно
раздосадованная, двинулась к ней домой. Очень хочется вернуть мокасины, они
были представлены в магазине всего в единичном экземпляре.
Около двери Ани я наткнулась на молодого парня с
чемоданчиком. Стоило мне очутиться на площадке, как он сердито воскликнул:
– Явились наконец! Разве так поступают? Вызвали монтера и
удрапали! Я к вам в третий раз захожу, на мне невыполненный заказ висит! Вот,
пришлось в нерабочее время к вам топать! Меня за несделанную работу ругают!
– Я сама разыскиваю хозяйку.
– Вот люди какие! – заворчал парень. – Уехала
незнамо куда, а на меня начальство орет! У нас-то строго. Есть заявка – изволь
отработать! Разведут грязищу, в дом не войти!
– Почему вы про грязь заговорили? – удивилась я,
вспомнив хирургическую чистоту Аниной кухни, пластиковый стул, тапки и мытье
рук под пристальным наблюдением хозяйки.
– Я почтовый ящик приоткрыл, – объяснил монтер, –
так чуть не умер, такой запах шибает! Небось помойку неделю не выносила,
кулема! Сейчас жара стоит, отбросы мигом гнить начинают!
Внезапно мне стало холодно. Я очень хорошо помню, как утром
поднимала железную пластинку, закрывающую щель, и не почувствовала никакой
вони.
– Валяется небось шнур по полу, – ворчал юноша, –
весь перекрученный, его ногами шмурыгают, стулья сверху ставят и хотят, чтобы
телефон работал! К кому ни зайдешь – грязища! У аккуратных людей аппараты не
отказывают. Да вы сами понюхайте!
И он сердито ткнул пальцем в пластинку с надписью «Почта». Я
невольно потянула носом и отступила в сторону.
Телефонист глянул на меня.
– Ну, убедились? Разве у хорошей хозяйки мусор гнить станет?
Моя жена всегда ведро перед сном моет!
– Вы женаты? – машинально пробормотала я.
– Уже два месяца, – с гордостью ответил парень.
– А как вас зовут?
– Алексей Михайлович, – с достоинством сообщил юноша.
– Вот что, Алексей Михайлович, – прошептала я, –
надо милицию вызывать. Это не ведро пахнет.
– А что же тогда? – удивился монтер.
– Ну… думаю… звоните в отделение.
Телефонист секунду молчал, потом развернулся и без всяких
слов исчез. Я осталась перед дверью в полном одиночестве.
Следующие часы я провела, пытаясь заставить стражей порядка
вскрыть дверь. Милиционеры сопротивлялись как могли. Сначала они не хотели
ехать по указанному адресу, потом стали требовать домоуправа, понятых, затем
долго искали слесаря, наконец где-то в районе девяти вечера все срослось, и
дядька в мятой рубашке и грязных брюках, тихо матерясь себе под нос, ловко
справился с замком.
Я хотела шмыгнуть внутрь, но была остановлена суровым
сержантом:
– Погодьте, гражданочка.
Пока участковый и еще один мент осматривали помещение, я
тряслась на лестнице, черт с ними, с мокасинами, ни за что не стану их искать.
Аню обнаружили в кухне. Смерть застала ее во время готовки.
На плите стояла кастрюля, в которой виднелась чищеная, уже сильно почерневшая
картошка. Хозяйка не успела залить ее водой, на мойке виднелась доска с горкой
фарша и две луковицы. От мяса шел отвратительный запах. Аня лежала на полу.
Соседка, приведенная на место происшествия в качестве
понятой, сначала мелко-мелко крестилась, а потом напала на участкового с
вопросами:
– Чегой-то с ней приключилось?
– Умерла она, – спокойно ответил милиционер.
– Ой, убили! – заголосила бабка. – Чеченцы
проклятые!
– Глупости-то болтать не надо, – рявкнул мент.
Судя по мокрым пятнам пота, расплывшимся на спине и груди,
участковому было невыносимо жарко.
– Никто ее не трогал, – продолжал он, – никаких
ран не видно. Небось сердце прихватило. Вон зной какой стоит! Духотища адова.
Ваша соседка женщина тучная, таким всегда тяжельче. Вы того, ступайте,
понадобитесь – позовем. И вы, гражданочка Васильева, можете быть свободной.
В полной прострации я села в «Пежо», добралась до Ложкина,
увидела дом без крыши, сразу вспомнила все произошедшее с нами и покатила в
Вербилки.
У ворот меня встретил Хуч.
