– Точно, давно промышляю разбоем на большой дороге.
Сломались?
Парень кивнул:
– Не добрался до Кропотова совсем чуть-чуть. Похоже, в
аккумуляторе конденсатор накрылся. И народу никого!
Я кивнула:
– Тут ездит мало народу. Только в Ложкино, Кропотово,
Третьяково, дальше дорога заканчивается. Могу вам чем-нибудь помочь?
Юноша кивнул:
– Может, трос найдете?
Я вышла из машины, открыла багажник и забормотала:
– Честно говоря, не знаю, вполне вероятно, что тут он и
лежит. Да вы не волнуйтесь, я сейчас…
Но тут откуда ни возьмись прилетела пчела и со всей дури
укусила меня чуть пониже спины. Я не успела даже взвизгнуть, как свет померк.
Последней мыслью, пронесшейся в голове, было: «Это не насекомое, пчелы не
летают в феврале».
Глава 32
– Вы уверены, что она очнется? – спросила Зайка.
– Давление низковато, – сообщила Оксана.
Я открыла глаза и увидела свою лучшую подругу, хирурга,
которая стояла в ногах кровати, одетая в светло-зеленый халат и такие же
тапочки.
– Вот! – воскликнула Оксана. – Добрый день! Добро
пожаловать!
Я хотела было ответить ей, но язык отчего-то не слушался,
потом на голову кто-то набросил одеяло.
– Эй-эй, – донеслось из темноты, – можешь сказать, как тебя
зовут? Ну, ну, открывай рот!
– Если мать молчит, значит, ей совсем плохо, – вклинился
голос Аркадия.
– Хорошо, – простонала я, – очень хорошо.
Глаза открылись, и я снова увидела Оксану, на этот раз в
белом халате.
– Ты кто? – резко спросила она меня.
– Даша.
– Фамилия?
Удивляясь странному разговору, я все же ответила:
– Васильева.
– Замечательно, – обрадовалась подруга, – теперь быстро
скажи, сколько будет трижды восемь?
– Сорок восемь.
Оксана с тревогой посмотрела на меня.
– Ну ты нашла, что спросить, – хмыкнул Аркадий, – да она
никогда таблицу умножения не знала! Надо другим поинтересоваться. Мать, быстро
сообщи, сколько стоит стомиллилитровый флакон твоих любимых духов?
Я попыталась сесть, потерпела неудачу и, борясь с
головокружением и тошнотой, спросила:
– Тебе зачем?
– Будь человеком, ответь.
– Две тысячи четыреста пятьдесят два рубля. Но это с учетом
накопительной скидки на моей дисконтной карте. Вообще говоря, флакон стоит
дороже, но…
– Видишь? – торжествующе заявил Кеша. – Она все помнит! А ты
про трижды восемь поинтересовалась.
– Как зовут нашего мопса? – влезла Маня.
– Хуч.
– А что больше всего любит делать полковник на отдыхе? –
поинтересовалась Зайка.
Я наконец-то справилась с дурнотой и села.
– Дегтярев ловит рыбу, вернее, ему кажется, что ловит,
потому что несчастные создания, добытые им в водоеме, следует немедленно
отпустить домой, настолько они маленькие и тщедушные. Вы что, все с ума
посходили? Отчего задаете глупые вопросы?
– Ясно, – процедил Кеша и, резко повернувшись, вышел.
– Да уж, – покачала головой Оксана и тоже удалилась.
За ней выскочила Зайка.
– Мусечка, – закричала, плюхаясь на кровать, Маруська, – ты
лучше изобрази, что умираешь, а то плохо будет!
Я оглядела просторную больничную палату, набитую
аппаратурой, и удивилась:
– Зачем мне прикидываться и вообще, как я сюда попала?
– Вот-вот, – закивала головой Маруся, – уже лучше, тут все
так перепугались! Еще до того, как ты проснулась, Аркадий сказал Зайке: «Если
мать сейчас нас не узнает, я просто разревусь, как маленький». А Зайка ему в
ответ: «Не волнуйся, все будет хорошо, Дашку так просто не свалить».
Манюня замолчала.
– Ну и дальше что? – поторопила ее я.
Маня ухмыльнулась.
– Дальше Кеша заявил: «А если выяснится, что с матерью
ничего не случилось, я просто убью ее!» Кстати, вчера Дегтярев пообещал то же
самое. Между прочим, Оксана на их стороне, предательница! Тоже шипела:
«Наказать, отнять машину, запереть в Ложкине!» Одна я с тобой. Никогда тебя не
предам.
Я осторожно попыталась встать, но тут обнаружила, что от
меня тянется какая-то трубка, уходящая под кровать, испугалась и откинулась на
подушки.
– Тебе плохо? – забеспокоилась Маня.
– Мне хорошо, – пробормотала я, – будь другом, раздобудь
сигарету.
Маруська озабоченно вздохнула и убежала. Я посмотрела ей
вслед. Очень похоже на Аркадия, сначала переживать за мое здоровье, а потом,
поняв, что мне полегчало, разозлиться и метать в меня снаряды. Нет уж, Маруська
права, нужно изобразить крайнюю степень недомогания!
Я слегка пошевелилась в кровати, устраиваясь поудобней, и
застонала. Так, кажется, хорошо получается, прикидываться несчастной больной
очень даже просто.
Целых три дня я, стоило кому-нибудь заглянуть в палату,
закатывала глаза и издавала жалобные звуки. И Зайка, и Аркадий, и Дегтярев тут
же начинали бормотать:
– Ладно-ладно, ты скоро поправиься!
– Уходите, – лепетала я, – голова кружится.
Как только домашние исчезали, я вытаскивала из-под подушки
очередной детектив, а из тумбочки пирожное. И духовной, и физической пищей меня
исправно снабжала Маруська.
В пятницу в палату вошла Оксана. Я, едва успев сунуть книгу
и надкушенный эклер под одеяло, мигом смеживала веки.
– Эй, Дашка! – позвала подруга.
– М-м-м…
– Открой глаза!
– Не могу, о-о-о, плохо…
– Не ври! У тебя ничего не болит!
Я удивилась:
– Откуда ты знаешь?
– Так сколько лет я врачом работаю! А это что?
