– Гусь, – заверещал Генри, – то носился по маршруту
Ложкино—Тверская, а сейчас отправился на Ленинградское шоссе. Что это? Почему
туда?
– Закройте дверь, – закричали полковник с Аркадием, – нам
холодно!
Но Генри, не слушая никого, ринулся к лестнице, причитая:
– Как же его изловить, как? Просто с ума сойти!
Я машинально проследила за орнитологом глазами. Счастливый,
однако, человек. Ничего вокруг не замечает. Ни голых Аркадия с Дегтяревым, ни
разгрома в холле. Он никогда не лишится рассудка, а вот я, вполне вероятно,
скоро окажусь в психиатрической клинике. Впрочем, есть от чего! Два обнаженных
мужика – один длинный, тощий, другой полный и коротконогий, отчаянно матерясь,
тащат Банди, похожего на вырвавшегося из котла со смолой грешника. Троица
собирается одновременно влезть в джакузи. Пит, конечно, будет в восторге, когда
окажется в воде рядом с любимыми хозяевами. На груде битых кирпичей, прижимая к
себе Черри, сидит Паша. Лицо у парня совершенно безумное, да и чувствует он
себя, наверное, плохо. Иначе как объяснить тот факт, что он регулярно целует
пуделиху в морду и приговаривает:
– Любимая моя! Живы остались!
Дима, вскрикивая: «Вот и хорошо, вот здорово!», топчется с
обалделым видом возле ванны с остатками битума.
А по лестнице несется потерявший разум Генри с кличем:
– Все равно найду и поймаю!
И вы считаете, что в подобной обстановке можно сохранить
психическое здоровье?
Но, как ни странно, следующее утро прошло вполне мирно. Ирка
ни словом не обмолвилась о том, как трудно было отмыть джакузи. Аркадий с
бритой головой спокойно слопал творог и усмехнулся, когда на кухню вошел
полковник, тоже без волос.
Я постаралась не рассмеяться и уткнулась носом в чашку.
Толстяк выглядел комично, голый череп не идет Дегтяреву. Решив подбодрить его,
я прочирикала:
– Ой, как здорово! Ты стал похож на Герду!
Александр Михайлович выронил тостик:
– На кого?
– Есть такой известный трансвестит, – пояснил Кеша, – и не
поймешь, кто он: мужчина или баба. Выступает в женском платье, но с бритой
головой, правда, поет неплохо.
Дегтярев побагровел, но ничего не ответил, и я, испугавшись,
что опять ляпну глупость, быстренько проглотила кофе и пошла к себе в спальню,
звонить Асе Строковой.
Глава 27
– Слушаю, – донесся из трубки молодой голос.
– Вас беспокоит Даша Васильева.
– Да, – ответила сухо Ася.
Поняв, что она меня не припомнила, я пояснила:
– Я мама адвоката Аркадия Константиновича Воронцова.
– Дашенька! Очень рада!
– Можно к вам подъехать?
– Конечно, в любое время, жду!
Договорившись о встрече через два часа, я привела себя в
порядок, завела «Пежо» и поехала на Первомайскую улицу.
Ася обняла меня и расцеловала. Для матери, у которой имеется
сын-подросток, она выглядела очень молодо, больше двадцати пяти и не дать.
Стройная, в джинсах, на тонкой талии широкий ремень.
– Глядя на вас, и не подумаешь, что муж торгует продуктами,
– улыбнулась я.
Ася рассмеялась:
– Всю жизнь сидела на строгой диете, боюсь на лишний кусок
даже посмотреть. Впрочем, похоже, вы тоже не из тех, кто лопает макароны с
хлебом.
– Мне просто повезло, ем все и не поправляюсь!
– Лучше никому не рассказывайте об этом, – вздохнула Ася, –
от зависти почернеют. И пирожные можно?
– Запросто.
– М-м-м, – застонала хозяйка, – молчите! Как я люблю все
жареное, мучное, сладкое, жирное… Ладно, пошли чай пить. У нас кухарка делает
совершенно потрясающие пирожки.
– В супермаркетах, которыми владеет ваш муж, тоже пекут
вкусные плюшки из слоеного теста, – проявила я любезность.
Ася скривилась:
– Фу! Жуткая гадость! Даже не пробуйте! Сплошные
консерванты, и хороши они только в горячем виде. Чуть остынут, и в рот не
взять.
Честно говоря, в душе я была с ней согласна.
Пирожки, которые подали к кофе, не шли ни в какое сравнение
с выпечкой из замороженного теста. Пожалуй, даже наша Катерина не способна
испечь такую вкуснятину. Слопав четыре штуки, я вздохнула:
– Все. Глаза едят, а желудок полон. Наверное, я кажусь вам
обжорой.
Ася улыбнулась:
– Нет, просто все, кто пробует эти пироги, не могут
остановиться. Давайте покурим?
Я окончательно расслабилась. Что может быть лучше хорошей
сигареты после обеда? Но мне частенько приходится отказывать себе в
удовольствии. Стоит лишь вытащить пачку, как Маруська начинает демонстративно
громко кашлять, а Зайка и Аркадий единодушно восклицают: «Ступай немедленно в
сад!»
И приходится брести на улицу или забиваться в каморку под
лестницей.
Несколько секунд я молча наслаждалась сигаретой, потом
сказала:
– Не удивляйтесь странному вопросу. Вы знали женщину по
имени Милена Титаренко?
Ася резко встала, от ее приветливой улыбки не осталось и
следа.
– Зачем она вам?
Я обрадовалась:
– Вы были знакомы? Честно говоря, я думала, что Милена
соврала, слышала где-то ваше имя и просто сболтнула.
– У меня нет никакого желания говорить об этой особе! –
отрезала Ася.
На шее у нее мелко-мелко запульсировала вена, лицо внезапно
потеряло свежий вид, и стало понятно, что даме хорошо за тридцать, если не за
сорок.
– Мы с мужем очень благодарны Аркадию Константиновичу, –
суровым голосом отчеканила Ася, – он вытащил из большой беды нашего сына. Лично
вы, Даша, очень мне симпатичны, я готова дружить домами, ходить вместе в театр,
ездить на пикники… Но о госпоже Титаренко говорить не стану! Хоть режьте!
Я повертела в руках пустую чашку.
– Можно поведать вам одну историю?
– Извольте, – церемонно ответила Ася.
