По мере самоуничтожения управляющей временем машинерии полный прилив отступал от берегов нашего времени. Лесное существо растаяло, ретировавшись в будущее, где по низкому желтому небу текут реки сажи.
Топография поместья стремительно менялась, земля проваливалась в подземные тоннели и залы. Мы спешили к особняку, когда все стальные пластины, закрывавшие окна и двери, полетели на землю. Окна вышибло, осколками стекла засыпало террасы.
Сарай для карет, отдельно стоящее здание, реконструировали в 1926 году, когда стало ясно, что хозяином дорог становится автомобиль. Ключи от всех автомобилей, которые использовались обитателями поместья, висели на щите у ворот.
Я остановил выбор на «Кадиллаке-Эскаладе». Бу запрыгнул в багажное отделение до того, как я открыл дверцу. Рафаэль последовал за ним.
— Что случится с Тимом, когда мы выедем из поместья? — спросил я Аннамарию.
Мальчик прижимался к ней, когда она ответила:
— Ничего не случится. Он будет жить и процветать.
— Но он говорил…
— Что было, того уж нет, молодой человек. И теперь мы увидим, что будет.
Времени на очередной сбивающий с толку разговор не было. Я сел за руль, Аннамария и мальчик — на заднее сиденье.
Когда мы проезжали мимо особняка, что-то начало взрываться под ним, в секретных помещениях, расположенных в подвале и ниже, из окон повалил густой черный дым.
Возможно, после завершения процесса самоуничтожения от Роузленда осталось бы ничуть не больше, чем от Дома Ашеров, ушедшего в болото.
Мы уже обогнули особняк и ехали к воротам, когда я увидел стоявшего у дороги мистера Хичкока. Он помахал рукой мне, я — ему. И чуть не остановился, чтобы сказать, что теперь готов к разговору с ним, хотя в действительности чувствовал, что еще рановато.
Он широко улыбался, глядя на разрушающийся Роузленд. Клойс, судя по всему, был не только отвратительным человеком, но и не менее отвратительным руководителем киностудии.
Сторожка провалилась под землю, вероятно, забрав с собой и Генри Лоулэма.
Я собирался выйти из «Эскалады» и открыть ворота, когда окружающая поместье стена начала разрушаться и при этом вроде бы плавиться. Ворота вывалились из размякшего камня и рухнули на землю. Я осторожно проехал по ним и покатил дальше, но не так, чтобы очень быстро. С одной стороны, мне хотелось поскорее уехать подальше от Роузленда, с другой, я опасался привлечь внимание полиции.
Мы не проехали и пятидесяти ярдов, как мимо нас на великолепном жеребце промчалась Марта, белая ночная рубашка развевалась над черными боками лошади, и я увидел ее улыбку, прежде чем она и жеребец галопом ускакали из этого мира в последующий.
Старые дубы росли по обе стороны дороги. Сквозь их кроны, нависающие над асфальтом, вдруг резко полил дождь, из облаков, которые собирались весь день. На мгновение меня охватил страх, когда перед глазами все вдруг начало расплываться, но я включил дворники, и четкость окружающего мира вернулась.
По холмам я выехал к Прибрежной автостраде и повернул на юг. Серое море на горизонте встречалось с серым небом, серебряный дождь падал на землю, шины шуршали по мокрой мостовой.
Глава 53
Мы оставили «Эскаладу» на стоянке супермаркета и арендовали на месяц коттедж с тремя спальнями в тихом городке на побережье. Желтая бугенвиллея оплетала половину крыши, а переднее крыльцо выходило на море.
У других арендаторов владелец требовал документы, но улыбка Аннамарии, ее подход и оплата наличными позволили нам без промедления занять наш новый дом.
События в Роузленде поначалу тянули на сенсацию, но очень быстро информационный поток иссяк, потому что Министерство национальной безопасности употребило власть определенно не в рамках Конституции. По слухам, циркулирующим в Интернете, в Роузленде находилась база террористов, готовящихся реализовать очередной чудовищный замысел. Эту версию подтверждал тот факт, что на территории поместья разбили лагерь военные и ученые, начавшие исследовать руины.
В первый месяц жизни в нашем новом раю я спал в своей комнате, а Тим — у Аннамарии, боялся ночного одиночества. Он изменился. По-прежнему оставался мальчиком, прочитавшим тысячи книг, которые и определяли его внутренний мир, но никогда не говорил о Роузленде, словно лишился всех воспоминаний о тамошней жизни. Иногда вспоминал мать, жаловался, что ему очень ее недостает, но вроде бы он думал, что она погибла, упав с лошади, а об отце вообще ничего не знал.
Я не спрашивал Аннамарию, что вызвало такие перемены, боялся, что она мне расскажет, и подробно, но я не пойму ни слова. Время идет, но я безмерно рад тому, что нет нужды разгадывать загадки помимо тех, к которым меня подводит шестое чувство. Без этих разгадок просто не обойтись.
Тим очень оживился, обнаружив, что у него растут волосы. Сказал, что никогда раньше они не росли, хотя и признал, что это очень даже странно. Мы устроили праздник из его первого похода в парикмахерскую, потом пообедали в ресторане торгового центра, даже съели мороженое.
После этого он спал один в своей комнате.
Здесь, у моря, я пишу эти мемуары, как сказали бы психиатры, в свободном потоке сознания. Слова льются из меня, словно я их диктую.
Собаки заняты обычными собачьими делами. Поскольку Рафаэль видит Бу так же, как я, у него есть партнер для собачьих игр, но моя собака-призрак пользуется всеми преимуществами, какие только есть на ее стороне.
Мне больше не снится Освенцим, и я не боюсь умереть дважды.
Мне снится Сторми, годы, которые мы провели вместе, полные радостных воспоминаний, снится, как хорошо нам будет, когда мы встретимся вновь, но такое можно увидеть только во снах.
Мое путешествие еще не закончено. Скорее раньше, чем позже, дорога вновь позовет меня. И уже в пути я узнаю, куда иду.
По словам Аннамарии, я узнаю, что пора уходить, по звону колокольчика, который ношу на груди: он разбудит меня глубокой ночью.
Она уже на восьмом месяце беременности, но живот не растет. Когда я тревожусь из-за того, что она не обращается к врачу, она говорит мне, что беременна давно и останется беременной еще дольше, что бы это ни означало.
Два вечера тому назад, когда мы обедали, в центре стола стояла невысокая зеленая миска, в которой плавал большой с восковыми листьями цветок. Она сказала, что сорвала его с дерева по соседству, но дерева этого я пока не нашел, хотя вроде бы обследовал все окрестности.
Я попросил ее показать мне этот фокус с цветком. Как выяснилось, она показывала его Тиму в Роузленде. Но она говорит, что это не просто фокус, и время показать его мне придет, когда я узнаю настоящее название этого цветка. Догадайтесь, что бы это значило.
Наша подруга Блоссом, из Магик-Бич, которая называет себя Счастливым Монстром, позвонила, чтобы сказать, что приедет к нам на следующей неделе. В детстве пьяный отец чуть не сжег ее и изуродовал на всю жизнь. Почему так часто дети страдают от собственных родителей? Наверное, мне никогда не узнать истинных причин этой долгой-долгой войны. В любом случае, я с нетерпением жду приезда Блоссом, ибо она прекрасна в своем уродстве.
