— Мне остался месяц до замены, а заменщику в рейд ходить не положено! Я теперь шагу не сделаю никуда, буду ждать смену. А кроме тебя, замещать некому. Сергея Шкурдюка после гепатита ветром качает. Мелещенко я бы не доверил руководить и хранением ящиков с кильками. Остаешься ты.
— Вот, спасибочки! — вздохнул я.
— Вот, пожалуйста! Кушай на здоровье! — съехидничал в ответ Артюхин. — Сегодня поеду в дивизию к начальнику политотдела. Поделюсь своими соображениями о тебе. Теперь ступай к Золотареву и получай указания. А я прогуляюсь в магазин, минералочкой побалуюсь, с продавщицами голубоглазыми покалякаю.
— У, змеюки подколодные! Ненавижу их обеих! — выдохнул я.
— Но-но! Ты моих любимых девчат не обижай! Накажу!
Артюхин бросил окурок в пепельницу и побрел по дорожке. Конечно, не обижай! Любимые продавцы! Он с их помощью афганцам в дукан толкает консервы и лимонад, а выручку — пополам. Все потому, что одна из них зазноба Артюхова, еще с того периода, когда он был секретарем комитета комсомола полка и бегал за водкой для Золотарева. Да! Время не идет, а прямо летит. При мне уже третий замполит батальона меняется. Большинство офицеров полка прослужили в Афгане меньше чем я. А сколько из них уже погибло и скольких искалечило за год!
* * *
Полк вновь пришел в Баграмскую «зеленку», откуда недавно ретировался. Только зря солярку и керосин на переезды извели. Но теперь ротам поставили другую задачу — захватить новый район. Он находился еще дальше на несколько километров. Вновь взрывать, крушить, жечь, топтать.
Бойцы, кто курил, сидя у брони, кто дремал, кто нервно клацал затвором. Мы ждали команды на выдвижение. Но пока нет этого сигнала, работала артиллерия, а самолеты и вертолеты пускали «нурсы», бросали бомбы. От мощных взрывов земля содрогалась и стонала. Запах пороховой гари, дыма и пепла наполнил атмосферу. Опять будет нечем дышать в кишлаке. Ну, да ладно. Чем больше они там разрушат, тем легче пехоте воевать. Меньше безвозвратных потерь.
Авиация использовала бомбы повышенной мощности, с замедленным действием взрывателей, чтобы завалить подземные ходы между кяризами. Давно бы так. А то мы едва сверху начинаем хозяйничать, закрепляться, как вылезает из нор в тылу группа «духов» и стреляет тебе в спину.
Вот в небо взлетела красная ракета — вперед на штурм, в пекло!
* * *
Рота заняла три больших строения, отстоящих друг от друга на расстоянии ста-ста пятидесяти метров. Позади зажужжали бензопилы, это полковые и дивизионные саперы заработали, срезая подряд все крупные деревья. Одновременно то тут, то там раздавались оглушительные взрывы. Это взлетали в воздух глинобитные дома. По всей площади поднимались клубы белых и черных дымов. Происходило планомерное вытеснение противника с «временно» контролируемой им территории. А если точнее, то это мы прибыли временно на подконтрольную мятежникам землю. А «духи» тут постоянно живут.
Я и Сбитнев сидели на вынутых из десантов сиденьях и развлекались картишками, лениво жуя мытый перезрелый виноград. Компанию нам в этот раз составлял унылый капитан Василий Чухвастов. Он шел на боевые впервые и не лез руководить. Мужик он был не заносчивый, компанейский.
— Василий, а ты чего долго задержался в капитанах? — спросил, сплевывая виноградные косточки в арык, Сбитнев.
— Так получилось. Выпал из струи, вернее совсем в нее не попал. Пять лет служил за границей командиром взвода. Там не особо вырастешь без блата, а я не блатной. Потом приехал в Белоруссию и начал, можно сказать, все сызнова. Еще два года двигался к должности командира линейной роты, а затем четыре года командовал ею. В Союзе быть в тридцать четыре ротным нормально, а тут все иначе. Вот кадровики на пересыльном пункте и предложили стать замом начальника штаба батальона.
— Ну и как тебе, тяжело у нас? — поинтересовался я.
— Если честно, то да! Хреновато! В такой жаре никогда не бывал! Просто кошмар какой-то! Я худой как тростинка, а тут и вовсе от меня останется одна кожа, натянутая на кости.
— Ничего, привыкнешь. Зима скоро наступит, похолодает, — успокоил я его.
— А когда она тут начинается? — с тоской вдохнул капитан.
— В начале декабря. Будет градусов пятнадцать, — обрадовал я его.
— Что, такой лютый мороз?
— Да какой к черту мороз! Плюс пятнадцать-восемнадцать, а в январе, может быть, до десяти тепла будет. Хотя в прошлом году даже снег один раз ночью выпал. Холодно только в горах. Там и снег, и мороз, особенно поближе к ледникам. Очень противно, когда холодные дожди начинаются. Промозгло, гадко, бр-р… — меня передернуло от неприятных воспоминаний.
— Зато очень шикарно и романтично встречать Новый год в горах, в снегу. Дома разве так отпразднуешь? — рассмеялся Сбитнев.
— Вот спасибо, хорошая перспектива, — тяжело вздохнул Чухвастов, и неожиданно спросил:
— Никифор, а как тебе наш замполит полка, Золотарев? Как к нему относишься?
— Говнюк! Мерзкий, липкий, гадкий! Не люблю начальников-алкашей, активно претворяющих в жизнь антиалкогольную кампанию! А почему он тебя интересует? — спросил я и подозрительно посмотрел на капитана.
— Этот пьянчуга мой давний знакомый, еще по группе войск. Одно время дружили. ("Черт дернул меня за язык, — подумал я, глядя на давящегося от смеха Сбитнева.) Когда находишься за рубежом, вдали от Родины, порой очень быстро сближаешься, — продолжил рассказ Василий. — Мы служили в одной роте, я — взводный, а он — зам по политчасти. Был такой тихий, скромный парень. Молчун. Молчал в основном потому, что сказать нечего, интеллект подкачал. Саня родился в какой-то богом забытой глубинке. Плохое образование, большая многодетная семья.
И вот помалкивал мой приятель, и вдруг выкинул фортель. Подошел однажды к нему «шестерка», полковник-порученец, со следующим предложением: «Шурик, пойдешь на сделку с совестью ради карьеры?» Перед ним открылась шикарная перспектива роста: майорская должность, академия, замполит полка и далее. Требовалось только одно — жениться на молодой машинистке, работавшей у Главнокомандующего группы войск. Смазливая девица была любовницей этого генерала и желала какой-то определенности в жизни. Сам главком жениться на ней не мог, но делал попытки пристроить свою пассию. Вот и предложили ее Золотареву. Шурик подумал и после трехдневного запоя согласился. В миг карьера резко пошла в гору: он возглавил комсомол дивизии, следующая должность — главный комсомольский вожак группы войск. Наконец, не заставило себя ждать и поступление в академию. Очень удобно всем. Эрзац — муж в Москве, а жена осталась за границей, со своим шефом. Но тут накладочка вышла. Генерала назначили заместителем Министра Обороны! Понятно о ком говорю? Соболевцев. Вы его портрет в ленкомнате видите…
— Ага, сам лично недавно переклеивал. В лицо его не помню, но эту фамилию — еще бы не знать! — кивнул я головой.
— Ну, да хрен с ним, рассказывай дальше про эту «шведскую тройку». Хорошее трио у них получилось, — рассмеялся Володя. — Я всю жизнь мечтал любить молодую жену престарелого маршала и регулярно ее иметь. А также с наслаждением наблюдать и любоваться ветвистостью рогов вельможного мужа! И каждую ночь их наращивать!
