5 ноября, ровно в восемь утра, я вошла в низенькое здание
самого обшарпанного вида и сказала тетке в военной форме, сидевшей за решеткой
с мелкими ячейками:
– Привезла по просьбе заключенной Солодко гуманитарную
помощь, цветной телевизор.
– Солодко… – забормотала баба, – Солодко… вроде у нас такой
нет.
Тут меня осенило, что Лика, выходя замуж за Евгения, как
обычно, поменяла фамилию и пошла по этапу Твердохлебовой.
Очевидно, сотрудники колонии очень хотели получить новый
«Самсунг», потому что они не только беспрепятственно взяли сумку с харчами, но
и препроводили меня в маленькую комнату, обставленную с казенным шиком: стол,
два стула, зарешеченное окно и портрет президента на стене.
Ждать пришлось довольно долго, но наконец что-то загрохотало,
и в комнатушке появилась Лика. Я постаралась сдержать слезы. На подруге был
ватник, на ногах у нее красовались жуткие высокие ботинки, голову покрывал
ситцевый платок. Но, несмотря на ужасный наряд, выглядела Лика не так уж плохо,
на щеках играл румянец.
Несколько минут мы болтали ни о чем, потом я спросила:
– Ну как тут?
Лика сморщилась:
– Жить, оказывается, можно везде. В СИЗО хуже, здесь свободы
больше, воздуха, вот кошку завела.
Потом, прочитав в моих глазах невысказанный вопрос, она
продолжила:
– Юра не приезжает, он тотально занят, диплом пишет, а я и
не прошу свиданий с ним. Очень хорошо все понимаю.
В ее голосе прозвучала такая тоска, что я не выдержала:
– Господи, ну зачем ты его убила?! Решил жить с другой
бабой, и фиг с ним!
Лика тяжело вздохнула:
– Хочешь верь, хочешь не верь – ничего не помню.
– Как? Совсем?
– Ага, абсолютно. Свидание с Евгением, как сбросила его в
реку…
– Вообще ничего из того дня в памяти не задержалось?
– Да нет, в первой половине дня я нормально себя
чувствовала. Поспала у вас дома, поела, Ирка пирожками угостила.
– Дальше.
– Потом Евгений позвонил, попросил о встрече.
– Он к тебе сам обратился?
– Да мне бы и в голову не пришло набирать его номер после
всего произошедшего.
– А потом?
– Суп с котом, – усмехнулась Лика, – провал. Очнулась дома
на постели, полное ощущение, что спала. Вообще понять не могу, как до своей
квартиры дотопала, ноги подламывались, руки тряслись…
– И?
– Все, потом пришли менты.
– Но такое невозможно! Ты ехала через всю Москву, на метро…
– Вроде я сидела в машине, – напряглась Лика, – а может, и
нет. Был автомобиль, и вроде меня тошнило, голос слышала, чужой, наверное,
шофера.
– И что он говорил?
Лика нахмурилась:
– Бу-бу-бу… сердился.
– Отчего?
Подруга напряглась:
– Сейчас… постараюсь вспомнить… вертится в голове… а!
«Сейчас она тут наблюет, открой дверцу, салон измажет, вот сука». Или примерно
так.
– Значит, ты взяла такси, в котором сидели еще пассажиры?! –
удивилась я. – Шофер же с кем-то разговаривал.
– Небось со мной, не помню, сплошной туман.
– Интересно, – пробормотала я, – дед видел машину?
– Какой?
– Ну тот, с биноклем!
– Старик Козлодоев, – хмыкнула Лика.
– Это его фамилия? – улыбнулась я.
– Да не помню, как звали дедушку, – отмахнулась Лика, – суд
еле выдержала, тоже туман, но уже в меньшей степени, хоть говорить смогла. Не
веришь, я в СИЗО все время спала: утром, днем, ночью. Повезли на суд: язык во
рту еле-еле ворочается, как будто в киселе плыву, звуки еле к ушам пробиваются,
где уж тут фамилию дедка упомнить. Старик Козлодоев – это из песни
Гребенщикова, помнишь? «По крыше сползает старик Козлодоев…» Или Козлодуев, в
общем, козел.
– Козел-то козел, – вздохнула я, – а на зону тебя своими
показаниями отправил, все припомнил, даже повязку на ноге.
– Знаешь, – буркнула Лика, – я ведь потом, уже тут, в
бараке, когда окончательно в себя пришла, долго думала. Много странного,
однако, в этой истории.
– Что, например?
– Ну хотя бы с повязкой. Зачем мне щиколотку заматывать?
– Может, поранилась.
– А вот и нет, – воскликнула Лика, – ни болячки нет, ни
шрама.
В моей голове медленно заворочались мысли.
– Ты уверена?
– Ну конечно, – кивнула она, – нога как нога, потом сарафан
этот…
– А с ним что?
– Непонятное дело, – запоздало удивилась Лика. – Очень я
удивилась, совсем уж дикая вещь. Ты мне не поверишь!
– Говори.
– Сама знаешь, я очень люблю этот сарафан, он мне так идет!
Я улыбнулась. На мой взгляд, вещь отвратительная: мешок на
лямках самой аляповатой расцветки.
– Но в тот день, приехав от вас, я надела розовый льняной
костюм, – пояснила Лика, – и отправилась на свидание к Евгению в нем. А
вечером, когда очнулась в кровати, была в этом сарафанчике. Ерунда какая-то!
– Ты же ничего не помнишь!
– Ну вдруг в голове что-то всплывает. Нет, я абсолютно
уверена: приехала из Ложкина и специально надела розовый костюм: Евгению
нравились спокойные тона. Точно! До метро в нем шла, еще расстроилась, что юбку
по дороге испачкала… Это помню.
– А с какого момента все забыла и куда подевался костюм?
– Юбка с жакетом в шкафу висели, – вздохнула Лика, – а с
какого момента – не помню… Хрен его знает!
– Евгения ты видела?
– Не-а.
– Ну-ка, описывай все свои действия, шаг за шагом!
Лика нахмурилась:
– Так. Скандал в гостинице, он ушел, я заснула, перебила там
все на фиг и задрыхла, истерика у меня случилась, да и кто бы удержался…
