– Забыла уже? – издевалась Роза. – Ученый с мировым именем,
богатый, с квартирой, «Мерседесом» и счетом в банке. Вроде ты за него замуж
собралась, вот только некую Лику изведешь, и готово дело. Во всяком случае, мне
ты часа три тому назад так ситуацию объяснила.
Настя засмеялась:
– О господи! Да пьяная я была. Как приму дозу, такое навру,
сама себе удивляюсь! Откуда что берется! Профессор Лева! Ой, не могу!
«Ты и с трезвых глаз никогда слова правды не скажешь», –
хотела было воткнуть в Настю шпильку Роза, но тут в замке заворочался ключ,
вернулись с дачи родители. Настя подхватилась и убежала.
Больше Роза ее не встречала, вот с Асей сталкивалась.
– Странно получается, – запоздало удивлялась сейчас Роза, –
обе под машину попали, их хоронили в один день, и нашим выбирать пришлось, к
кому идти на поминки.
– Ты точно помнишь, что профессора звали Лева, а женщину,
которую он ненавидит, Лика?
Роза кивнула:
– Еще я тогда подумала, что они должны быть терпимы друг к
другу, имена начинаются с одной буквы, по закону алфавитологии. Не стоит
обращать внимания на эти слова Насти, она была нетрезвой.
«Вот поэтому-то и сказала первый раз в жизни правду», –
подумала я.
– Я к чему рассказала эту историю, – докончила Роза, – Насте
хотелось выйти замуж за богатого, об учебе она и не думала. Ничего общего у нас
не было.
Я села в «Пежо», включила печку и уставилась в окно на
бегущих прохожих. Отчего жители столицы не умеют ходить медленным, прогулочным
шагом? Почему несутся так, словно за ними гонится рой пчел или разъяренная
собака?
Внезапно я рассмеялась от нахлынувших вмиг воспоминаний.
Много лет назад нас, студентов-первокурсников, отправили на картошку. Дело было
в сентябре, жили мы в неотапливаемых дощатых домиках, принадлежащих какому-то
пионерлагерю, спали, укрываясь жидкими байковыми одеялами, да еще не имели
возможности высушить промокшую обувь. Естественно, через три дня все девочки
захрипели, закашляли и украсились густыми соплями. Основная масса захотела
вернуться домой, но секретарь комсомольской организации сурово заявил:
– Ваш отъезд сочтем за дезертирство. Впрочем, если кто
хочет, может выметаться. Посмотрим потом, как он сессию сдаст.
После такого заявления охота убегать у нас пропала.
Мальчишкам было легче, они ходили к колхозникам и покупали у них самогон, но
мы, девушки, пить эту гадость не смогли, несмотря на все уговоры мужской
половины отряда.
В один из вечеров мы с Веркой Карапетовой и Ликой улеглись
на одну кровать, накрылись тремя нашими невесомыми одеялами и попытались
согреться. Верку колотил озноб, Лику бил кашель, а у меня жутко болели
распухшие от ковыряния в сырой земле руки.
– Надо им молока с медом дать, – вздохнул Костя Гаров, –
здорово помогает.
– И где же взять волшебное средство? – поинтересовалась
Маринка Кислова, кашлявшая на соседней койке.
– Да в деревне! – воскликнул Костя. – Пошли, Вадим, сбегаем.
Парни оделись и ушли. Через полчаса они вернулись расстроенные.
Гадкие пейзане, охотно торговавшие «огненной водой», с молоком и медом
расставаться не захотели.
– Вот дряни, – сердился Костя, – чистые сволочи! Объяснили
же: девочки заболели. Уперлись рогами: нет, и точка.
– Тут неподалеку пасека есть, – сообщила Маринка, – можно
пойти и самим взять!
Мальчишки переглянулись. Костик в ту осень старательно
ухаживал за Веркой, Лика нравилась Вадику, а меня они считали за «своего
парня».
– Ща сделаем! – заявили галантные кавалеры и исчезли в
темноте.
То, что мы не остановили их, можно объяснить лишь очень
плохим самочувствием, у нас у всех была высокая температура. Иначе постарались
бы отговорить парней от неразумного поступка. Вынуть мед из улья может только
пасечник, любого другого пчелы закусают до смерти.
Мальчики пропали надолго, мы успели кое-как согреться и даже
начали дремать, когда вдали послышался злобный лай. Постепенно звук
приближался, и наконец собака стала захлебываться под окнами нашего домика.
Изредка в раздраженное гавканье вписывались голоса Кости и Вадика.
– Ставь сюда.
– Осторожно!
– Вот зараза, кусается.
– Пшла вон!
– Чего она к нам пристала.
– Дай ей по башке!
Собака на секунду заткнулась, но потом залилась с утроенной
силой.
– Эй, девчонки, идите сюда, – донеслось с улицы.
Мы выбрались на крыльцо. Костя и Вадик, растрепанные,
красные, вытирали пот.
– Вот, – выдохнул Костик, – сгоняли на пасеку.
– Прибежали, – подхватил Вадим, – и тут подумали: а как мед
вытащить? Не умеем ведь, сожрут нас пчелки. Придумали тогда…
– Я придумал, я, – перебил его Костя.
– Мы вместе!
– Нет, я один!
– Вы не ругайтесь, а скажите, в чем дело, – прохрипела Лика,
– долго нам еще на холоде стоять?
– Вот мы и решили, – торжествующе заявил Вадик, – раз не
можем на месте открыть, следует принести весь улей, целиком.
– Что и сделали! – подхватил Костя. – Смотрите!
Мы уставились на дощатый короб, установленный около крыльца.
– А собака зачем? – разинула рот Маринка.
– Увязалась за нами, – вздохнул Вадик, – мы уж ее гнали,
пинали, а она ни в какую не отстает, бежала за нами, все ноги искусала!
– Понятненько, – протянула Лика, – значит, хотите, чтобы мы
сами себе мед добыли.
Вадик глянул на Костю и робко ответил:
– Ну… мы же не умеем…
– А девчонки на пасеке выросли, – захихикала Верка.
И тут я, оглядев собаку и деревянный короб, принялась
хохотать.
– Чего с ней? – удивился Костя. – Эй, Дашка, кончай ржать!
Лучше придумай, как соты выковырнуть!
Но я только всхлипывала и твердила:
– Бедная собачка! Несчастное животное!
– Что с дворнягой? – разозлился Вадик. – Ну вломили ей пару
раз, так сама виновата, чего за нами бежала? Слишком старательная.
