То есть она безукоризненно выполняла правила, надеясь хорошим
поведением заслужить досрочное освобождение. Ну не могла Лика напасть на
женщину в форме! Вот взять веревку и пойти в туалет… Или попытаться порезать
себе вены, но кидаться на сотрудницу колонии?..
На площади перед вокзалом кипела бурная жизнь. Я дошла до
подземного перехода и спросила у старухи, держащей в руке вязаные носки:
– Бабушка, где Дима Кулак?
Старушка прищурила хитрые глазки.
– Хто?
– Дима.
– Какой?
– Кулак.
– С таким фамилием, дочка, никого не знаю.
– Это кличка, Кулак.
Бабуся сунула носки в сумку.
– Ступай себе, коли покупать ничего не хочешь. Придумают же
люди от безделья незнамо чего! Кулак!
– Он вас охраняет.
– Меня?!
– Ну, всех тут…
Старушонка хмыкнула:
– Во сказала! Здеся одни обиральщики, только и норовят чего
отнять!
Поняв, что от этой старухи ничего не добиться, я обратилась
к следующей и вновь натолкнулась на полнейшее нежелание рассказывать что-нибудь
о юноше. Обойдя строй бабусек, я подалась к входу в метро, наткнулась там на
смуглую женщину неопределенных лет, замотанную в цветастые тряпки, и попросила:
– Помогите найти Диму по кличке Кулак, он тут за порядком
следит.
Беженка втянула голову в плечи и пробормотала что-то
непонятное.
– Простите, не расслышала.
Женщина подняла на меня темные глаза.
– Русский нет. Моя не знай. Дай денег, ребенок болен. –
Последняя фраза была произнесена чисто, без акцента.
Постояв в растерянности, я прошла к остановке такси,
повертела головой в разные стороны, увидела стайку беспризорников и подошла к
ним.
– Ребята, где Павлуха?
– Лилипут, что ли? – хрипло спросил паренек в грязной
полосатой шапке.
– Да, – обрадовалась я, – маленький такой.
– Ты его знаешь? – протянул мальчишка.
– Очень даже хорошо. Он тут неподалеку живет, с
отцом-алкоголиком, и Лену видела, его… э… девушку.
– Ленки тут больше нет, – шмыгнула носом девочка, одетая в
рваное, некогда бежевое пальто, – куда подевалась, не знаем.
– Мне она не нужна. Павлуха требуется.
– Ищи себе дальше, – сплюнул паренек в шапке и отвернулся.
– Где? – настаивала я.
– А зачем он тебе?
– Хотела дать ему заработать!
Мальчишка окинул меня быстрым глазом, на лице его появилась
гадкая усмешка.
– Не по адресу явилась, ступай вон туда, где зеленый забор.
– Павлуха там?
– Найдешь нужное, – нехотя проронил мальчик.
Я обрадовалась и побежала в указанном направлении. Возле
заборчика прохаживался парень лет двадцати пяти, похожий на полено, обряженное
в кожаную куртку.
– Простите, где я могу найти Павлика?
Юноша общупал меня цепким взглядом.
– Павлика, говоришь?
– Да.
– Пошли.
Мы пролезли через дырку в заборе и оказались возле палатки,
торговавшей шашлыками.
– Ахмед, – крикнул мой провожатый, – Павлика хотят!
Дверь распахнулась, появился мужчина с ярко выраженной
восточной внешностью. Темные, слегка вьющиеся волосы были обильно покрыты гелем
и блестели, словно кожа у жареной утки. Круглые карие глаза смотрели откровенно
нагло, а на губах играла самая сладкая улыбка.
– Заходы, дарагая, – ласково загудел он, – будет тебе
Павлик-шмавлик.
Я шагнула внутрь и попала в мусульманское царство. Пол
закрывал протертый ковер, у стены громоздился диван, из невидимого динамика
несся заунывный напев: «Я хабиби…»
– Вот Павлик, – кивнул хозяин в сторону мальчика лет
двенадцати, сидевшего на софе, – самый настоящий, бери.
Подросток повернул голову в мою сторону и улыбнулся. Его
каштановые волосы оказались чисто вымыты, одежда была отглажена, ботинки
вычищены. Меньше всего мальчик походил на грязного бродяжку, скорее на ребенка,
собравшегося с родителями в гости. Около него развалилась девочка, по виду
первоклассница, вылитая кукла Барби: море завитых белокурых прядок, ярко
накрашенные глаза, губки в помаде, платьице, украшенное кружевами и бантами.
– Бери, – повторил хозяин, – на сколько надо?
Тут только до меня дошло, что я нахожусь в гостях у
сутенера, а дети – малолетние проститутки.
– Нет, – попятилась я к двери, – мне другого Павлика,
маленького.
– Меньше нет, – развел руками хозяин, – чем, дарагая, этот
плох? Зачем маленький? Какой от него толк? Мой – мужчина! Бери, не пожалеешь!
Настоящий джигит!
Но я уже неслась назад, к дырке в заборе. Сутенер,
прохаживающийся с той стороны, ничего не сказал. Ноги вывели меня опять на
площадь. И что теперь делать? Пойти в милицию и сказать, что вот тут, в самом
центре города, предлагают детей для сексуальных утех? А то стражи порядка этого
не знают!
– Эй, тетенька, – подергал меня кто-то за куртку.
Я обернулась, девочка в драном бежевом пальто спросила:
– А что за работа была для Павлухи?
– Ты знаешь, где он?
– Ну!
– Сделай одолжение, проводи.
– Хорошая работа-то?
– Всего два слова сказать и получить десять долларов.
Девчонка поежилась.
– Клево. Павлуха в больнице.
– Как? – отшатнулась я.
– Отец его побил, – совершенно спокойно пояснила она, –
ножом истыкал, обычное дело. Может, я десять баксов заработаю?
Я прислонилась спиной к забору. Господи, что же делается на
белом свете? Малолетние проститутки, отцы, нападающие на собственных детей,
девочки, убегающие от нормальных родителей…
