Следующей комнатой оказалась спальня Марлена Фридриховича,
тоже несуразно огромная, забитая тяжелой мебелью из цельного массива дерева. Я
ткнула пальцем в фотографии, стоявшие на длинной полке, прикрепленной вдоль
кровати.
– Кто эта красавица?
Честно говоря, я немного покривила душой, называя так
черноволосую женщину, запечатленную на снимках. Дама сильно смахивала на
ворону: тощая, с небольшими круглыми глазами и излишне длинным носом.
– Малика Юсуповна, – тут же откликнулась Инга Федоровна, –
Марлен Фридрихович обожает жену, он везде расставил ее фото: в доме, на работе,
даже в машине есть.
Я старательно подавила улыбку. В последние годы наши
политики стали усиленно рассказывать о своих крепких семьях. Наверное, поняли,
что простым избирателям, в особенности женщинам, которые составляют большинство
активного электората, скорей понравится правильный мужчина, чем ветреный
мотылек-холостяк. Поэтому газеты заполонили семейные снимки всяческих
кандидатов во всевозможные места. Порой фото оказывались смешными, порой
нелепыми, порой постановочными, но факт остается фактом. Да еще большинство
госчиновников среднего и высшего руководящего звена начали украшать рабочие
столы портретами своих половин и детей. Моду на такие прибамбасы ввел, как это
ни странно, Билл Клинтон. В свое время телевидение показало интервью
американского президента, которое он дал в Овальном зале Белого дома. Камера
продемонстрировала телезрителям и стол «первого американца», а там в резных
рамочках красовались портреты жены Хиллари и дочери Челси. Вот и Кольчужкин в
преддверии выборов изображает примерного семьянина. И тут в голове мелькнула
еще одна мысль. Я снова быстро наклонилась и протянула:
– Да уж! Наш дом хоть и не так шикарен, как ваш особняк,
зато экономка Ирина тщательно следит за чистотой! Под кроватью вполне можно
картошку сеять!
Инга Федоровна обрела цвет переваренной свеклы и заглянула
под двухметровое ложе. Я мгновенно схватила одну из фотографий и запихнула в
сумочку.
– Безобразие, – каменным голосом протянула Инга Федоровна, –
большое спасибо, что указали мне на грязь. Я очень доверяла старшей горничной,
но, выходит, делала это зря.
Потратив несколько часов на осмотр дома и сада, я села в
«Пежо» и вытащила фотографию. Малику Юсуповну нельзя назвать красавицей, но
следует признать, что у дамы нестандартное лицо, узкое, с выступающими высокими
скулами. Глаза не были раскосыми, веки только чуть-чуть поднимались к вискам,
нос, пожалуй, длинноват, а рот маловат, но лоб высокий, чистый, и волосы,
очевидно, просто роскошные. Даже на этом любительском снимке видно, какие они
густые, тяжелые, блестящие. В целом Малика Юсуповна производила впечатление не
слишком ласковой дамы, но ее внешность, немного экзотическая, восточная, легко
запоминалась. Вот на этом факте и основывался мой простой расчет.
Похотливый старичок, проводящий время у окошка с полевым
биноклем, мог увидеть лицо той, которая столь хладнокровно сбросила в реку
Евгения. И что-то подсказывало мне: дамой, одетой в сарафан Лики, была Малика
Юсуповна. Имелся только один способ проверить это предположение, и я поехала на
набережную.
Ни адреса, ни фамилии, ни имени дедушки я не знала. Вернее,
на суде называли все его данные, но сведения, естественно, выветрились из моей
головы. Но я не унывала. Место, где совершилось преступление, я знаю и еще
помню, что дедуся живет под крышей. В том районе река делает небольшой изгиб, а
на набережной стоит только один дом, многоэтажная башня. Старичок обитает
именно в этом здании, больше ему просто негде жить, вокруг гаражи и пустыри.
Глава 14
Добравшись до места, я с тоской констатировала, что на
лавочке перед подъездом никого нет. Оно и понятно, с неба валится противный
мелкий дождь, и даже самые упорные сплетницы предпочли остаться дома в компании
цветных телевизоров, показывающих мексиканские сериалы. Поразмыслив пару минут,
я поднялась на предпоследний этаж и позвонила в дверь одной из квартир.
Раздались шаркающие звуки, и на пороге возникла баба примерно моих лет, может,
чуть старше, чудовищной толщины. Следом за ней на лестничную клетку выплыл
одуряющий запах жирного, мясного супа. В руках гигантша держала батон белого
хлеба.
– Здрассти, – буркнула она, – думала, мой мужик пришел.
– Добрый день, – вежливо улыбнулась я.
– Вам чего? – вполне миролюбиво поинтересовалась гора с
булкой.
– Тут такое дело, – я принялась мяться, – право, не знаю,
как сказать.
– И чего? – наклонила тетка голову набок. – Продаешь всякую
дрянь?
– Нет-нет, дело очень деликатное. Видите ли, у меня есть
дочка, красивая девочка, ей десять лет, но выглядит на все пятнадцать, такая
крупная.
– И чего? – повторила бабища. – Не врублюсь никак, при чем
тут я.
– Девочка учится здесь, школа неподалеку от вашего дома, –
вдохновенно врала я.
– Ага, – кивнула толстуха, – имеется заведение, у меня в
него Катька ходит.
– Так вот. Вчера к ней в вашем дворе – моя дочь, чтобы
сократить путь к метро, бежит через детскую площадку – подошел старичок,
маленького роста, плюгавенький, и сказал: «Если ты, девочка, передо мной
разденешься, дам тебе сто рублей».
Естественно, дочка перепугалась и хотела убежать, но
противный дедулька схватил ее за плечо: «Не бойся, ягодка, пальцем не трону,
просто посмотрю издали. Неужели не хочешь за просто так целых сто рублей
получить!»
Моя дочь вырвалась и полетела к метро, а похотливый мерзавец
крикнул: «Если передумаешь, я в этом доме живу…»
Он еще сообщил и номер квартиры, но перепуганный ребенок,
естественно, его не запомнил. Вот, я пришла спросить, не знаете, кто тут
подобными вещами занимается?
Бабища сунула батон в ботиночницу.
– Вот гнида, опять за старое принялся! Мало его Митька бил!
– Кто?
Хозяйка шумно вздохнула:
– Да сосед, кобель! Прямо над нами живет. Он знаете чего
делает? В бинокль за всеми подглядывает. Мы и знать не знали. Прятался в парке
и в квартиры на нижних этажах буркалы запускал, тут только один наш дом и
стоит, люди никого не стеснялись, занавески не закрывали. И ведь открылось как!
Он к Ленке Моткиной в подъезде пристал, уговаривал, навроде вашей дочери,
раздеться, только он ей не деньги обещал, а соврал, будто знает самого главного
в кино, ну этого, усатого…
– Никиту Михалкова?
