Алекс подумал, что если завтра получит задание охранять президента на его смертном одре, то все равно найдет способ отказаться.
– Свободен.
– Тогда примерно в шесть тридцать. Я зарезервирую столик, если вы не настаиваете на том, чтобы сделать это самостоятельно.
– Не настаиваю. Действуйте.
– Вы предпочитаете встретиться прямо в ресторане или заедете ко мне?
– Последнее меня вполне устроит.
– Вы очень покладистый, агент Форд. Вы не представляете, насколько это приятно после дня, проведенного в среде юристов. Юристы не соглашаются ни с чем.
– Да, я это слышал.
– Так почему бы вам не приехать около шести?
Она записала номер телефона и адрес на листке бумаги и передвинула его ближе к Алексу. Тот, в свою очередь, дал ей карточку, на обратной стороне которой карандашом были записаны его домашний телефон и адрес.
– Вам нравится жить в Манассе? – спросила Кейт, разглядывая визитку.
– Это очень нравится моему бумажнику, – ответил он, посмотрел на ее адрес и присвистнул: – Эр-стрит? Джорджтаун!
– И не надейтесь, мистер. Я не богатая наследница, прикидывающаяся сотрудницей Министерства юстиции. А живу я, как говорится, в старой карете или, вернее, в каретном дворе, что находится на заднем дворе особняка. Домом владеет вдова, которая желает, чтобы хоть кто-то был рядом с ней. Очень милая особа.
– Вы ничего не обязаны объяснять мне, – сказал он.
– Но это вовсе не означает, что вы не ждете от меня объяснений. – Кейт пододвинула ему свежий мартини: – За счет заведения. Первый вам пришлось пролить.
Она передала ему салфетку.
– Поскольку в данный момент вы, как мне кажется, склонны к сотрудничеству, то позвольте спросить: где работает это ваше «созвездие достоинств»?
– Вам известно понятие «конфиденциальность юриста»? – приложив к губам палец, произнесла Кейт. – Но, не боясь выдать государственную тайну, я могу сказать, что прорабатываю совместно с его агентством (по просьбе последнего) вопросы повторного использования некоего старого здания. Но мне почему-то кажется, что достигнуть соглашения по данному вопросу нам не удастся. Итак, что вас так огорчило по службе?
– Боюсь, что вы утомились от подобных душещипательных историй.
– Нам предстоит официальное свидание, поэтому все едино, как вам влипнуть: что на цент, что на доллар. Выкладывайте.
– О'кей, – улыбнулся Алекс. – У нас появился новичок, которого на время расследования сделали моим партнером. Или партнершей, если хотите. Ее папочка – большая шишка, и он жмет ради нее на все рычаги. Я пытаюсь ей объяснить, что если так будет продолжаться, то друзей в секретной службе ей не видать.
– И вашу концепцию она, естественно, не разделяет?
– Если Симпсон так ничего и не поймет, то на нее скоро обрушится по меньшей мере тонна кирпичей.
– И какое же расследование вы с ней ведете?
– Настал мой черед поиграть в конфиденциальность… – начал Алекс, но в этот момент взгляд его упал на плазменный телевизор, упрятанный в нишу за стойкой бара.
На экране проплывали виды острова Рузвельта, а специализирующаяся на сенсациях телеведущая самозабвенно толковала о таинственном самоубийстве. Алекс обратил внимание на то, что о каких-либо секретных службах не было произнесено ни слова. Однако факт находки героина в доме Патрика Джонсона освещался довольно подробно.
– То самое дело, которым вы занимаетесь? – полуутвердительно осведомилась Кейт.
– Что?
– Я надеюсь, что это единственная причина, в силу которой вы вдруг перестали меня замечать.
– Простите, пожалуйста, – растерянно пробормотал он. – Да, это так. Но больше никаких подробностей.
Услыхав знакомый обоим голос, они одновременно повернулись к телевизору.
Представитель НРЦ выражал официальное мнение организации в связи с освещаемым фактом. Но делал это не Картер Грей. Он, видимо, не хотел своим политическим весом придать событию общенациональное значение. Однако Том Хемингуэй, говоря о проколе, случившемся в НРЦ, был красноречив и весьма убедителен.
Алекс триумфально посмотрел на девушку – она, кажется, впервые за весь вечер не могла найти нужных слов.
– Маски сорваны! – подвел итог агент секретной службы.
Глава двадцать четвертая
Калеб подобрал Оливера Стоуна неподалеку от Белого дома, подъехав на древнем свинцово-сером «шевроле-малибу» с трясущейся от ветхости выхлопной трубой. Милтон Фарб, к дому которого они ехали, жил на границе округа Колумбия и штата Мэриленд. Здесь же их должен был ждать Робин. Стоун сел рядом с водителем, пристроив себе на колени собаку, до этого момента уютно свернувшуюся клубком на переднем сиденье подле шофера. Пес носил имя Гофф. Был он причудливой помесью каких-то неизвестных науке пород, а имя свое получил в честь Фредерика Гоффа – первого заведующего отделом редких книг. Поездка прошла благополучно, и они остановились перед скромным, но вполне ухоженным домом Милтона. Здесь, на ступеньках у входа, их уже поджидал Робин. На нем были его обычные джинсы, мокасины и мятая фланелевая ковбойка в красную клетку. Из заднего кармана джинсов торчала пара рабочих перчаток, в руках он держал защитную каску.
– Поработал немного сверхурочно на погрузке, – пояснил он, забираясь в машину. – Не успел заскочить домой и… – Он с изумлением оборвал фразу, уставившись на новую прическу Стоуна и гладко выбритую физиономию. – Только не говори мне, что ты возвращаешься в общество стопроцентных американцев!
– Нет, не скажу. Я всего-навсего пытаюсь остаться инкогнито и сохранить жизнь. Милтон готов?
– Он немного задержится. – Робин хитро подмигнул приятелям.
– А в чем дело?
– Наш друг развлекается. Помнишь, он говорил о новой пассии?
– Ты ее видел? – радостно оживился Калеб. – Нет ли у нее подружки? На мою долю…
Калеб хоть и был убежденным холостяком, но стремился не упускать ни одну из открывающихся перед ним возможностей.
– Только мельком. Она намного моложе Милтона и красотка что надо, – ответил Робин. – Надеюсь, у него хватит ума не связывать себя обязательствами. Мне пришлось трижды прошагать к алтарю, и четвертого раза не будет, если я не буду в доску пьян. Чертовы бабы! Не могу с ними жить, а они, дьявол бы их побрал, не могут сосуществовать со мной.
– Твоя третья жена была очень милой, – заметил Стоун.
– Я вовсе не утверждаю, Оливер, что от дам нет никакой пользы. Я лишь хочу сказать, что длительные отношения не должны быть продуктом каких-то обязательств. Брачный контракт лишил меня такого количества прекрасных моментов, что мне за всю оставшуюся жизнь не сосчитать.