– Служба такая, – без тени улыбки ответил участковый, – меня
государство поставило людям помогать.
В коридоре я вновь схватилась за телефон. Калистрата
Егоровна – дама преклонных лет, вполне вероятно, что уже ничего не помнит. Но
вдруг у старушки не полный склероз и она объяснит мне, каким образом Раиса
превратилась в Сашу и кто такая женщина, появившаяся в нашем доме под именем
госпожи Кутеповой.
– Алло, – звонко раздалось из мембраны.
Очевидно, трубку сняла внучка.
– Деточка, позови бабушку.
– Какую? – хихикнул голосок.
– У тебя их много?
– Вообще говоря, – мило пояснила девочка, – ни одной не
осталось, обе умерли…
Да, вот жалость-то. Впрочем, этого следовало ожидать.
– …одна в девятьсот тринадцатом, а другая в девятьсот
десятом, – закончила девочка.
– Когда? – воскликнула я.
– Матушка моя в сорок девятом преставилась, – как ни в чем
не бывало частила она.
– Простите, – я прервала поток слов, – позовите Калистрату
Егоровну, она жива?
– А что мне сделается? – удивился голосок. – Кряхчу
помаленьку.
Да уж, бабуся разговаривает таким звонким тоном, что оторопь
берет. А многие врачи уверяют, что тембр и сила голоса – первейший показатель
вашего здоровья.
– Вас беспокоит журнал «Космополитен», – брякнула я и тут же
пожалела.
Вряд ли бабушка знакома с этим изданием, надо было назваться
корреспонденткой «Работницы» или «Здоровья». Но бабушка пришла в восторг.
– О, очень люблю его листать по вечерам, одно жаль, отчего
не печатаете моду для женщин средних лет?
– Мне хотелось бы к вам подъехать, когда можно?
– Взять интервью? – оживилась Калистрата Егоровна. – Но все
про меня давным-давно забыли!
– Что вы, – лицемерно воскликнула я, – еще помнят! Сейчас
можно? Не поздно?
– Душенька, в самый раз, в моем возрасте, в преддверии
вечного покоя, следует поменьше спать, – кокетливо ответила бабуля.
Глава 27
Холл квартиры Калистраты Егоровны был завешан пожелтевшими
афишами «Заслуженная артистка РСФСР, лауреат конкурса чтецов Сазонова…»
– Давно это было, – закатила сильно накрашенные глаза
хозяйка, увидав, что я изучаю настенные украшения, – я теперь плюсквам
перфектум, а когда-то была… Сюда, сюда…
Маленькая, юркая, с абсолютно седыми, но модно постриженными
волосами, она белой мышкой скользнула в комнату и захлопотала около большого
круглого стола, накрытого свисающей до полу скатертью.
– Садитесь, голубушка.
– Какой у вас голос! – восхитилась я. – Хоть сейчас на
сцену!
– Да уж, – рассмеялась Калистрата Егоровна. – Господь
наградил, а я подарок использовала, Колонный зал запросто озвучивала, без
микрофона. Моя литературная композиция по Твардовскому была в тысяча девятьсот
семьдесят пятом году признана лучшей на концерте, посвященном тридцатилетию
нашей Победы над фашизмом. В зале сидело правительство. Мне так аплодировали!
Овации! А потом пригласили в ложу, и лично Леонид Ильич Брежнев поцеловал мне
руку, высказывая восхищение. Уж, поверьте, Брежнев знал толк в красивых
женщинах и очень ценил таланты. В тот день на мне было синее платье… Душенька,
а почему вы ничего не записываете? Все журналисты сидят с блокнотами.
Я вытащила мобильный и положила на стол.
– Вот, он включен.
– Но это же телефон! – удивилась Калистрата Егоровна.
– В него встроен диктофон, – выкрутилась я, – очень удобно,
вместо двух вещей носите в сумочке одну!
– Прогресс идет вперед семимильными шагами, – восхитилась
бойкая старушка и принялась описывать концертный наряд.
Речь ее, безукоризненно правильная, плавная, текла словно
глубокая река, торжественно несущая свои воды мимо крутых берегов. Через пять
минут я впала в странное состояние: то ли сон, то ли явь. Вроде сижу с
открытыми глазами, а сил нет никаких, красивый голос хозяйки опутал меня с
головы до ног, хотелось покачиваться в такт его легким колебаниям. Наверное, те
же ощущения возникают у змеи, когда факир играет на флейте. Понимая, что сейчас
засну, я огромным усилием воли стряхнула оцепенение и спросила:
– Наверное, ваши родители были актеры?
– Ну что вы! – воскликнула Калистрата Егоровна. – В прежние
времена профессия актера считалась стыдной. Папенька мой работал инженером, а
маменька вела домашнее хозяйство. Родители рано умерли, мы с сестрой
Аполлинарией остались сиротами, сами пробивались в жизни. Поля, к сожалению,
особого успеха не добилась, она была младше меня на десять лет, очень
избалована, знала лишь одно слово: «Хочу». Когда матушка умерла, я пыталась
Поле заменить ее, но она не слушалась, учиться не желала… Ну и каков результат?
Вышла замуж за совершенно не подходящую личность – Сергея Кутепова, уехала из
Москвы в богом забытое место Вяльцы, нарожала детей, обабилась, жила в нищете и
рано умерла.
– Вы, наверное, дружите с племянниками. – Я осторожно
приступила к самой интересной теме.
Калистрата Егоровна поджала губы.
– Мне господь детей не дал, но, глядя на то, что получилось
у Полины, честно говоря, радовалась. Хотя, с другой стороны, ну кто мог
родиться у лентяйки и мужчины, возомнившего себя философом? Сергей полагал, что
он Сократ, имел в кармане диплом МГУ, писал какие-то статьи в научные журналы и
вечно говорил о своей гениальности… Мальчик Родион получился ничего. Поступил в
институт, здесь, в Москве, выучился, работал, женился… Но мы с ним особо связи
не поддерживали. Когда он студентом был, я по гастролям моталась, времени не то
что на племянника, на родного мужа не оставалось. Родя ко мне пару раз
приходил, чайку попить. Супруг мой начал было ему деньги совать, но я сразу
пресекла ненужную инициативу. Ничто так не портит молодых людей, как
благотворительность. В жизни нужно добиваться всего самому. Но Родион выбился,
а вот Раиса…
Калистрата Егоровна тяжело вздохнула.
– Много она мне горя принесла…
– Вы дружили?
– Я ее облагодетельствовала, – возмутилась старушка, – вот,
послушайте, как обстояло дело…
