– Ерунда, – вскипела гардеробщица, – у нас в семье и впрямь
недавно случилось несчастье. Сонечка, талантливая, умная, красивая девушка, умерла.
Это трагедия, ей было всего двадцать. Потом нам сказали, что у моей бедной
внучки был порок сердца, такой компенсированный. Она никогда не жаловалась на
здоровье, последний год только говорила, что у нее иногда кружится голова, а
потом раз – и не проснулась. Не дай бог вам пережить подобное. Сонечку отпевали
в церкви, ни о каком самоубийстве и речи не шло! При чем тут Вадим? Оставьте
меня!
В ее глазах стали медленно собираться слезы. Мне было
безумно жать старуху, но альтернативы-то нет.
– Вполне вероятно, что в свидетельстве о смерти и указано
«сердечная недостаточность», но вся консерватория судачит о самоубийстве, –
тихо сказала я, – наверное, вам лучше рассказать мне, как обстояло дело…
Внезапно Роза Михайловна села на стул и устало сложила руки
на коленях.
– Да, делать нечего. Наверное, с Галиной Феоктистовной
пообщались?
– Вы же сами подсылали ее к Тамаре Павловне, чтобы узнать,
как живут Карина с Вадимом? – вопросом на вопрос ответила я.
Гардеробщица встала, секунду смотрела на меня, потом,
очевидно, приняла решение, потому что внезапно сказала:
– Ну и где это кафе?
Через минут десять, устроившись в самом темном углу, Роза
Михайловна со вздохом произнесла:
– Последний раз я была в ресторане, когда Сонечка родилась,
зять тогда на радостях всю родню повел. Вот как случается, ликовал прямо,
прыгал от счастья, а через год бросил Анюту с ребенком и ни копейки никогда не
заплатил алиментов на девочку. Я ее сама поднимала, у Анюты зарплата – чистые
слезы. Да еще она у меня, дочка, глупая и невезучая. Сонечке годик исполнился,
когда Анюта опять влюбилась, и снова как в последний раз. С Альбертом так было,
отцом Сони, потом с Федором…
Короче говоря, незнакомая мне Анюта оказалась мастером спорта
по наступанию на грабли. Федор, так же как и Альберт, безумно радовался, когда
увидел своего ребенка, мальчика, Степочку. Но не прошло и шести месяцев, как
Анюта опять осталась одна, то есть без мужа. Одной-то как раз она не была, в
каждой руке имелось по ребенку, девочка и мальчик, Сонечка и Степан, наличие
«королевской парочки» – большая радость для тысяч семей, но не для одинокой
восторженной женщины, совершенно не приспособленной ни к чему. Попробуйте
поднять двух ребятишек, работая смотрителем в музее, если не ошибаюсь, оклад у
Анюты тогда составлял шестьдесят рублей, на такие деньги особо не разбежишься,
лишь бы с голоду не умереть. Роза Михайловна, естественно, пришла на помощь
дочери.
– С мальчиком мне не справиться, а Соня пусть переезжает в мою
квартиру, – сказала она.
Анюта, к тому времени снова влюбленная без памяти,
согласилась, и Роза Михайловна стала поднимать внучку, не забывая заботиться и
о Степочке. Господь явно решил вознаградить Розу Михайловну за непутевую дочь:
внуки получились отличные. Анюта сходилась и расходилась с мужиками, детей,
правда, больше, слава богу, не рожала. Сонечка и Степан носили сплошняком
пятерки, радовали бабушку примерным поведением, без эксцессов закончили школу и
поступили в вузы. Соня собиралась стать скрипачкой. Наверное, детство,
проведенное за кулисами Большого зала, не прошло даром. Лет с семи девочка
представляла себя стоящей на сцене перед замершими от восхищения зрителями.
Когда Соня таки оказалась на первом курсе консерватории,
бабушка пошла в церковь и поставила перед любимой иконой огромную, толстую
свечу.
А потом случилась беда. Всегда ласковая Сонечка стала
нервной, дерганой, даже пару раз нахамила бабушке. Роза Михайловна попыталась
расспросить внучку, но та, открытая и общительная, не захотела ничего
рассказывать, только буркнула:
– Я уже взрослая, ты меня по-прежнему за руку водить хочешь?
Роза Михайловна отступила, но однажды Галина Феоктистовна,
стоя в гардеробе, с лицемерной жалостью сказала:
– Да уж, любовь зла…
– Что ты имеешь в виду? – не поняла Роза Михайловна и
кивнула в сторону пары слушателей, последними получивших свои плащи. – Ты их
имеешь в виду?
– Нет, – хмыкнула противная коллега, – твою Соню.
– Да о чем ты?
– Будто не знаешь?
– Нет, – ответила Роза Михайловна, садясь на стул. У нее
отчего-то подкосились ноги. – Что случилось?
– Скажи пожалуйста, – всплеснула руками Галина Феоктистовна,
– весь народ гудит, а она не в курсе!
– В чем дело?
Галина Феоктистовна, сплетница и большая любительница чужих
секретов, радостно затараторила. Роза Михайловна сидела на стуле, чувствуя, как
в не желающих двигаться ногах ползают мурашки. Впрочем, было от чего оторопеть.
Из рассказа противной Галины Феоктистовны следовало, что Сонечка влюбилась в
зятя Тамары Павловны.
Хуже ситуацию трудно было представить. Во-первых, Роза
Михайловна всегда с брезгливостью смотрела на женщин, разбивавших чужие семьи.
А во-вторых, Тамара Павловна была ее коллегой, никаких неприятностей на рабочем
месте гардеробщица не хотела, у нее за плечами многолетний стаж работы без
малейших нареканий, и вдруг такой пердимонокль на закате карьеры.
Роза Михайловна попыталась поговорить с внучкой, но та
ощетинилась и отрезала:
– Не лезь не в свое дело!
Бабушка даже не расстроилась, нарвавшись первый раз на
грубость, до этого момента Сонечка всегда была ласковой. Розе Михайловне стало
понятно, девочка влюблена, и, скорей всего, Галина Феоктистовна сказала правду.
Гардеробщица попыталась узнать истину от лучшей подруги внучки Киры Крохалевой.
Но Кирочка только твердила:
– Ничегошеньки не знаю.
Потом Роза Михайловна столкнулась с Соней на служебной
лестнице Большого зала.
– Ты ко мне? – спросила бабушка. – Вроде собиралась с Кирой
в бассейн пойти.
– Она заболела, – покраснела Соня.
Сверху неожиданно раздался кашель, Роза Михайловна
машинально подняла голову и увидела стоящего на этаж выше Вадима. Ей сразу
стало ясно: внучка ее обманывает, Кира совершенно здорова. Просто Соня захотела
встретиться с Вадимом. Соня, правда, не пошла в директорскую ложу. Она
отправилась с бабушкой в гардероб и сказала:
– Это не то, о чем ты думаешь! У нас с Вадимом просто
дружба.
– Он женат, – отрезала Роза Михайловна, – приличная женщина
не станет связываться с тем, кто соединен узами брака с другой!
