– Ваша девочка такая милая, приятная, дай ей бог счастья,
только разве возможно человеку пришить оторванное?
Я сунула ей рюмочку с валокордином.
– Запросто, Машка права, ухо – это ерунда. Не буду вам
рассказывать, что ухитрились пришить назад одному мужчине, которому жена в
порыве ревности оторвала ЭТО.
– Что? – спросила Лариса Филипповна, ставя рюмку.
Я замялась.
– Ну ЭТО.
– Что? – недоумевала пожилая женщина.
– Э-э-э, главное мужское достоинство, хотя мне всегда
казалось, что хорошие мозги нужнее ЭТОГО!
Лариса Филипповна вновь зарыдала:
– Боже, Лаврик, наверное, уже сидит! Письмо-то написано
несколько дней назад. Ой, воды, мне плохо!
Начался новый виток истерики. Я пыталась привести даму в
нормальное состояние, но тщетно. Не помогли все старые, испытанные средства:
коньяк с сахаром, холодная вода, валокордин, чай с лимоном и нежные
присюсюкивания: «Успокойтесь, все будет хорошо!» Периодически заглядывала Маня
и выкрикивала по непонятной причине:
– Ну погодите, сейчас!
Потом раздался звук шагов, и появилась пара мужиков в белых,
слегка мятых халатах.
– Вот, – завопила Маруська, – ура, приехали!
– Что у нас тут? – резко спросил один.
Я разинула было рот, но Маня тут же заорала:
– Ну здорово, что сумела дозвониться, у нас оторванное ухо.
– Где? Ведите, – отрывисто велел более молодой из докторов,
вынимая нечто, похожее на контейнер для перевозки пробирок.
– Ну, – засуетилась Маня, подскакивая к Ларисе Филипповне, –
пошли скорей! Видите, спецмашина прибыла, сейчас парня вместе с ухом в больницу
отправят, и все, через пару часов как новенький будет.
Пожилая дама залилась слезами.
– Спокойно, – повелительно пресек истерику доктор помоложе.
– Рыданиями делу не поможешь. Сколько времени прошло после нанесения травмы?
Лариса Филипповна неожиданно успокоилась и прошептала:
– Дня три-четыре.
Врачи переглянулись. Потом первый осторожно осведомился:
– Три часа?
– Дня, – всхлипнула Лариса Филипповна, – а может, и больше,
я точно не знаю.
– Издеваетесь, да? – вскипел молодой.
– Остынь, Сева, – велел другой, – откуда бы людям знать. Где
больной?
– На севере, – прозаикалась дама.
– Где?! – заорали врачи хором.
– На севере, – повторила бабушка Лаврика, – он там служит…
Сева плюхнулся на стул и устало спросил:
– Так! Ухо оторвали три дня назад, и оно благополучно
стухло, больной на севере, а при чем тут мы? И вообще, кто нас вызывал, а
главное, зачем?
Маруська сочла за благо мигом испариться. Лариса Филипповна,
на удивление спокойная, открыла было рот, но я, боясь, что рассказ будет
длиться бесконечно, быстро сказала:
– Сейчас все объясню.
Через полчаса врачи, спрятав в кошельки приятно хрустящие
бумажки, удалились. Очевидно, сумма «гонорара» их вполне удовлетворила, потому
что угрюмый Сева ловко сделал Ларисе Филипповне укол и улыбнулся на прощанье
мне. Наверное, он был хорошим доктором. После процедуры пожилая дама совсем
успокоилась, умылась и попросила:
– Душечка, уж прочитайте письмо до конца, надеюсь, меня не
ждет еще одно столь же ужасное потрясение.
Я взяла листок, перевернула его и продолжила прерванное
занятие.
– «…у шапки. Новую ушанку Неустроеву на складе выдать
отказались, и он теперь из-за меня вынужден ходить в неуставном головном
уборе».
– Не понимаю, – пробормотала Лариса Филипповна, – при чем
тут шапка?
Но до меня уже дошла суть дела. Задыхаясь от смеха, я
прочитала последнюю строчку на первой странице:
– «…и оторвал у парня ухо… – потом перевернула листок, – …у
шапки». Понимаете, Лаврик никого не уродовал, он испортил ушанку, у этого
головного убора имеются уши, вот Лаврик одно и оторвал, ясно?
– Ясно, – пробормотала Лариса Филипповна, – а почему сразу
не сказали? Вы же видели, что мне плохо?
– Так только сейчас посмотрела на другую сторону!
Лариса Филипповна молча дослушала послание, сухо
поблагодарила меня и, стоя на пороге, укоризненно сказала:
– Спасибо за любезность, только из-за того, что вы не сразу
разобрались, в чем дело, меня едва паралич не разбил.
Сохраняя достоинство, она медленно пошла вверх по лестнице.
Я закрыла дверь и отправилась в свою комнату. Манюня, лежащая на софе, заныла:
– Ага, кто бы мог подумать, что ухо так далеко! Она так
убивалась! Я хотела как лучше, вот и вызвала «Скорую».
– Забудь, – устало сказала я. – Ухо было от шапки.
Выслушав Манины крики, я плюхнулась на кровать. Принять
ванну не удалось, так хоть подумаю спокойно!
На следующий день в районе полудня я сидела в отделе кадров
консерватории и, глядя в лицо милой светловолосой женщины, самозабвенно врала:
– Газета «Вечерний досуг», где я работаю, любит давать
материалы о простых людях, находящихся за сценой. Допустим, об известных
музыкантах, талантливых исполнителях знают все, а об уборщицах, которые
приводят в порядок Большой зал, не известно никому, разве это справедливо?
– Отнюдь, – улыбнулась кадровичка, – очень хорошо, что ваше
издание решило обратиться к этой теме. Только извините, я никогда не встречала
его в киосках.
– А мы распространяемся по подписке, – быстро выкрутилась я.
Заведующая кивнула, тут дверь распахнулась, и вошла старушка
самого благообразного вида.
– Лия Михайловна, подпишите.
Кадровичка быстро подмахнула поданную бумагу и сказала:
– Знакомьтесь, наша легенда Роза Михайловна Щербак. Сорок
лет на одном месте.
Роза Михайловна ее поправила:
– Сорок три года стою в гардеробе. Пора бы уже и молодым
место уступить.
