– Во-первых, умный человек не пойдет на такую работу, –
спокойно пояснил начальник, – а во-вторых, зачем нам тут светоч разума, а? Тебе
мало неприятностей было? Эта сволочь сюда все время шпионов подсылала! Она и
Дашку хотела за нами наблюдать поставить, только эта дурочка жадной очень
оказалась, а может, действительно решила благодарность проявить. Впрочем, нам
теперь все равно: грымза, слава богу, сыграла в ящик. А тебя очень прошу, если
не хочешь сама в грязи возиться, прекрати над теткой издеваться. Она не самый
плохой вариант. Не пьет, моет себе спокойненько, особо не тараторит.
Регина не успела ничего ответить, потому что зазвонил
телефон.
– Да, – сказал Орест, потом, помолчав, добавил: – А чего ты
мне это рассказываешь? Наше дело – наука, а твое – с бабами вожжаться. Только
вот что, Олег, ежели желаешь знать мое мнение на этот счет, тщательно подбирай
источники, да и платить им надо нормально и уж всем одинаково.
Вновь повисла тишина.
– Тогда другое дело, – сообщил Орест и, очевидно, повесил
трубку.
– Что случилось? – поинтересовалась Регина.
– Не бери в голову, – ответил начальник, – источник один
дурака валять начал, но с ним разберутся. Наш Леня шутить не любит.
– Да уж, – отозвалась девушка, – не хотела бы я поругаться с
Леонидом Георгиевичем и Яковом Федоровичем.
– И не надо, – засмеялся Орест, – ладно, садись ампулы
запаивать, их надо сегодня во что бы то ни стало Якову отдать.
– Боже, терпеть не могу возиться с горелкой, – взвыла
Регина, – давай завтра эту дуру обучим, пусть паяет.
– Нет, – строго ответил Орест, – разольет еще, представляешь,
сколько денег потеряем.
Послышался тихий мерный гул и аккуратное позвякиванье. Я
подождала пару минут и ушла.
Глава 19
Часы показывали семь. В машине я вытащила атлас и стала
искать проезд Ковальчука. Обнаружился он неожиданно в самом центре, шел
перпендикулярно Тверской. Тяжело вздохнув, я быстренько переоделась и поехала к
Любе Ракитиной. Сейчас предложу ей денег и вытряхну из грубой, но жадной тетки
всю информацию.
Дом, в котором должна была проживать Люба, выглядел солидно:
не слишком новый, но и не старый, построен из светлого кирпича. Подъезд украшал
домофон. Я набрала 12 и услышала звонкое:
– Открываю.
Замок щелкнул. Беспечная хозяйка даже не поинтересовалась,
кто к ней пришел. Я шагнула в подъезд и ощутила легкое недоумение. Люба
Ракитина одевалась более чем просто. В прошлый раз на ней красовались не
слишком чистые черные брюки и вытянутый пуловер. Сегодня – кожаная черная юбка,
слишком короткая для ее возраста, и жуткая обтягивающая фигуру темно-красная
кофта, купленная, скорей всего, на барахолке. Трудно было предположить, что она
живет в подобном доме.
В подъезде восседала за столиком пожилая женщина. В отличие
от безалаберной Ракитиной она проявила бдительность:
– Вы к кому?
– В двенадцатую.
Консьержка потеряла ко мне всякий интерес. Я доехала на
лифте до четвертого этажа и, едва двери распахнулись, услыхала:
– Чего это ты на целый час раньше прискакала?
Я вышла на лестничную клетку. Высокая рыжеволосая дама,
стоявшая в проеме открытой двери, попятилась.
– Простите, думала, массажистка ко мне идет.
– Нет, – улыбнулась я, – извините за беспокойство, мне нужна
Люба Ракитина.
– О боже, – простонала хозяйка, мигом меняясь в лице. –
Опять! Эта дрянь вновь дает прежний адрес.
Вымолвив последнюю фразу, она накинулась на меня чуть ли не
с кулаками:
– Сами виноваты, небось видели, с кем дело имеете! Да у нее
на лице стоит штамп – «подлая баба», вот и разбирайтесь без нас.
– Простите, Люба тут не живет?
– Нет, – проорала дама, теряя всю интеллигентность и
элегантность, – нет!
– Не подскажете, где ее искать?
– Понятия не имею, уходите, – затопала стройными ножками,
обутыми в красненькие домашние тапочки, нервная особа, – убирайтесь и не смейте
сюда больше ходить! Слышите? Никогда!
– Но…
– Сейчас милицию вызову, – пригрозила злобно хозяйка и захлопнула
дверь.
Я уставилась на красивую, обитую розовато-желтоватой кожей
дверь. Интересно, чем так досадила Люба Ракитина этой особе? И как мне теперь
поступить? Внезапно дверь соседней квартиры, совсем простая, деревянная, с
обивкой из черного дерматина приоткрылась и на площадку вышла старушка.
Маленькая, аккуратная, совершенно непохожая на российских бабушек.
К сожалению, наши женщины, едва перешагнув пятидесятилетний
рубеж, мигом записываются в старухи. Начинают носить одежду темных тонов, не
следят за модой, перестают ходить в парикмахерскую и выбрасывают помаду сочных
оттенков. Этим они коренным образом отличаются от своих ровесниц-парижанок.
«Чем старше женщина, тем короче юбка и выше каблуки», – заявила как-то
бессмертная Коко Шанель. Но ей были свойственны экстремальные точки зрения.
Однако в словах гениальной Коко, несомненно, была доля правды: французские дамы
пятидесяти, шестидесяти и даже семидесяти лет не выглядят развалинами. Все они
щеголяют в светлом. Розовое, голубое, нежно-зеленое – именно такие тона носят
парижанки, перешагнув пенсионный возраст. При этом все они подстрижены и
причесаны по последней моде, а на руках у них маникюр. Теплыми летними вечерами
в многочисленных парижских кафе их можно встретить десятками. Разноцветными стайками
сидят за столиками, пьют кофе, лакомятся пирожными и сплетничают, всем своим
видом демонстрируя, старость – это еще не вечер. Впрочем, жизнь в Париже легче,
чем в Москве: пенсии вполне достаточно для безбедного существования, а с
внуками там сидеть не принято.
– Увольте, – морщит нос свекровь моей подруги Антуанетты,
когда та робко просит маман приглядеть за Полем, пока она сбегает за булочками,
– это твой сын, я своего уже воспитала, если желаешь таскаться по лавкам, найми
няню.
Дама, вышедшая из своей квартиры, выглядит точь-в-точь, как
свекровь Антуанетты. Сухонькая, маленькая, в ярко-голубом свитере и черных
бархатных брючках.
– Вы ищете Любу Ракитину? – спросила она.
Я кивнула:
– У меня был записан этот адрес, пришла, а хозяйка квартиры
такая неприветливая.
– А зачем вам Люба? – продолжала любопытствовать бабуся.
