– Предполагала, что он преступник, но чтобы такое! –
металась по кухне Анна Константиновна. – Нет, пока ничего не расскажу! Сначала
все уточню, выясню! О-о-о, они все сядут! Владимир, заместитель его, Леонид
этот двуличный, и Яков. Вся команда по уши в грязи. Но нужно узнать, кто еще
там руки греет. Негодяи, убийцы, воры!..
– Она так и не объяснила, в чем дело? – поинтересовалась я.
– Нет, – покачала головой Жанна, – я много раз спрашивала, а
Анечка твердила, что в такое даже поверить трудно, что, если она не добудет
доказательств, все, включая меня, сочтут ее сумасшедшей. Единственно, что она
обронила, так это информацию о лаборатории Ореста Львовича. Вроде бы именно там
с благословения начальства творились совершенно невероятные дела.
Анечка развернула бешеную активность, она пристроила на
работу в лабораторию шпионку, некую Лену Мартынову. Но та оказалась
алкоголичкой. На третий день своей служебной карьеры она сперла в лаборатории
какой-то технический спирт и выпила его.
По счастливой для Ореста Львовича случайности, пьянчужка не
засосала свою добычу на работе. Она притащила домой бутылку с «огненной водой»,
чтобы насладиться ею с полным удовольствием. Опрокинула в себя пол-литра и
заснула вечным сном. Оресту Львовичу не смогли вменить даже халатность и
наказать его за несоблюдение правил хранения реактивов. Заведующий лабораторией
отвергал все нападки, пожимал плечами и спокойно отвечал:
– У нас все на месте, мало ли где эта мадам бутылку
раздобыла. Пила дома, какой с меня спрос?
Анна Константиновна только зубами скрипела от злости.
– Вчера, – продолжала Жанна, – она сказала мне, что взяла на
работу к Оресту в лабораторию вполне положительную женщину, страшно нуждающуюся
в деньгах.
– Стану ей немного приплачивать, и тетка с радостью будет
стучать, – потирала руки Анна Константиновна.
– Но ведь Володя уже умер, зачем ей понадобилось вести
расследование дальше? – недоуменно воскликнула я.
– Тут клубок причин, – вздохнула Жанна. – Анечка была
патриоткой института, она проработала там всю свою жизнь, стала заведовать
отделом кадров. Ей очень не нравилось, что цитадель науки превратилась в
торговый павильон и что под вывеской НИИ тонких технологий творятся грязные
делишки. Но больше всего ей было не по душе то, что многие сотрудники говорили
об умершем директоре, как чуть ли ни о святом. Вот Анна Константиновна и хотела
вытащить из темного угла мешок грязи и вытряхнуть перед всеми его содержимое.
Она желала наказать своего сына даже после смерти. Анечка так ненавидела
Володю, что мне делалось страшно.
Но окружающие, естественно, были не в курсе семейной
трагедии и считали, что брат с сестрой великолепно ладили. Поэтому после
кончины Владимира Сергеевича многие сотрудники кинулись выражать соболезнование
Анне Константиновне, а та принимала их с соответствующей миной на лице, скрывая
радость.
– Они ее убили, – прошептала Жанна, – Леонид Георгиевич,
Яков и Орест Львович. Моя бедная Анечка слишком глубоко копнула, влезла в их
тайные делишки. Это письмо – просто нонсенс.
– Вот и скажи об этом в милиции, – обрадовалась я. – Пусть
делом займутся профессионалы.
– Нет, – железным тоном отчеканила Жанна. – Хочешь знать,
где яйцо, ищи убийцу. Да тебе и работы осталось с гулькин нос: почти все я тебе
рассказала. Дело за малым, понять, что творится в лаборатории у Ореста. Только
разберешься, в чем дело, сразу найдешь того, кто сделал Анечке смертельную
инъекцию.
Я тяжело вздохнула: легко сказать, но очень трудно сделать!
Домой я вернулась в таком состоянии, словно пару раз слетала
без отдыха по маршруту Москва – Вашингтон – Москва. Ломило спину, шея горела
огнем, глаза казались раскаленными каплями свинца, ворочающимися под веками, в
носу свербило, а язык был как наждак.
Выпив залпом три стакана воды, я рухнула в кровать, и тут же
над моей головой раздался злобный голос Ритки:
– Ну ты хороша штучка!
– В чем дело? – прошептала я, пытаясь открыть глаза.
– Она еще спрашивает! – заорала Замощина. – Нам с Масиком
что, ночевать на выставке предлагаешь? Между прочим, таксист, которого я в
конце концов поймала, как услышал, что ехать нужно в коттеджный поселок
Ложкино, мигом заломил за дорогу пятьсот рублей и ни копейки не уступил, дрянь.
А я – это не ты, деньги не расшвыриваю на что попало. Сама пригласила нас в
гости, обещала возить и бросила.
Я села на кровати и поежилась. По спине ходил озноб. Вот уж
некстати было бы сейчас заболеть. Хотя, скажите, болезнь когда-нибудь бывает к
месту? Я имею в виду настоящую хворобу, а не демонстративное прижимание ладони
к левой стороне груди. Совершенно не хотела звать к нам Ритку с Масиком. Они
оказались у нас только потому, что у Замощиной сломалась машина. Кстати,
автомобиль так и стоит во дворе. Я забыла вызвать мастера, забыла о том, что
Ритка со своим Масиком ждет меня в семь часов вечера после очередного кошачьего
показа. Масику, должно быть, опять ничего не досталось, вот Замощина и
злобится. Хотя определенная доля истины в ее словах есть. Я и впрямь стала в
последнее время забывчивой. Не иначе как от перенапряга…
– И вообще ты все забываешь, – не унималась Ритка, она
просто плевалась огнем. – Стареешь, склероз открылся. Пей ноотропил, говорят,
помогает.
– Это от усталости, – попыталась я отбиться.
– Скажите пожалуйста, – окончательно пришла в негодование
Ритулька, – отчего это ты устала, а? Не работаешь, хозяйством не занимаешься,
валяешься целый день на диване пузом кверху! Ты мне обещала достать «Бурмиль»!
И где он?
Я со вздохом села. Ритка не отстанет, она из тех людей,
которые привыкли вцепляться в человека, как терьер в крысу.
– Так что с «Бурмилем»? – злилась Ритуся.
– Совсем не уверена, что он там есть.
– Незачем было обещания давать.
Это верно. Я потянулась к телефону.
– Вот, вот, – припечатала Замощина, – пока тебя с дивана не
спихнешь, ты даже не пошевелишься.
Я подавила острое желание швырнуть в нее трубку.
– И машина моя без движения стоит, – фыркнула Рита, уходя. –
Когда мастер придет, а? Надоело уже Масику по комнатам на цыпочках ходить, на
него твои придурочные животные бросаются!
