– Тебе может показаться странным, но радужные бумажки тут не
играют решающей роли. Речь идет о восстановлении чести и достоинства. Почему бы
тебе не обратиться в милицию?
– Там не помогут, взяточники все! Если уж на то пошло, знаю,
кому была выгодна ее смерть. Только эти люди от органов откупятся!
Внезапно мне стало нехорошо. Сильно закружилась голова, и
неожиданно часто заколотилось сердце. Пару раз глубоко вздохнув, я ответила:
– Можно обратиться в частные агентства.
– Вот тебе и предлагаю.
– Но я работаю в одиночку, с двумя делами мне не справиться.
Найми кого-нибудь другого.
– Никому не верю! – воскликнула Жанна. – А ты не похожа на
подлого человека: глаза у тебя хорошие, берись, не прогадаешь. Заплачу любую
сумму.
– Нет, прости, связана другими обязательствами.
– Для тебя так важно отыскать это яйцо?
– Да, чрезвычайно!
– И как, получается?
– Честно говоря, не очень, – призналась я, – хотя стараюсь
изо всех сил!
– Тогда предлагаю сделку, – резко сказала Жанна, – выгодную
для нас обеих. Ты сейчас бросаешь все и занимаешься поиском убийцы Анечки.
– В чем же тут выгода для меня? – удивилась я.
– Как только назовешь мне его имя, – размеренно протянула
Жанна, – лишь только получу доказательства, неопровержимые! Лишь только станет
ясно, что я не ошиблась в своих подозрениях…
– Вдруг не он? – перебила я.
– Хорошо, пусть другой, – не дрогнула Жанна, – но лишь
только узнаю, кто и…
– Что – и?
– Сразу скажу, у кого находится яйцо.
Я чуть не упала со стула.
– Ты знаешь?
Жанна кивнула.
– А не врешь?
Женщина покачала головой и сказала:
– Знаю все: кто взял, где и почему. Ну так как, идет?
Кстати, самой тебе без моей помощи ни за что не разобраться в этом хитром деле.
Ты кого-нибудь подозреваешь?
– Гостей, которые сидели тогда за столом. Кое-кто уже вне
подозрений. Некий Жора Колесов, пришедшая с ним дама и Роза Шилова, косметолог.
Остались директор НИИ тонких технологий Владимир Сергеевич Плешков, его
заместитель Леонид Георгиевич Рамин и некий Яков, о котором мне пока вообще
ничего не известно. Даже отчества и фамилии не знаю, а только то, что он тоже
работает в этом НИИ. Кстати, не его ли ты подозреваешь в убийстве?
Жанна спокойно ответила:
– Яков Федорович Селиверстов. Он в НИИ является кем-то вроде
торгового агента. Там все в лабораториях ударились в бизнес, про науку давно
забыли. А Яков их «изобретениями» торгует. Просто позор: доктора наук мыло
варят. У Яшки в руках все рычаги, он денежными каналами владеет. Захочет,
откроет шлюз, а обозлится на кого-нибудь – перекроет поток. С ним все носятся
как с писаной торбой. Одна Аня его в лицо вором называла, он ее до белых глаз
ненавидел, но потребовать, чтобы директор ее уволил, не мог.
– Почему?
– Сначала ответь, согласна ли ты на мои условия?
– Да.
– Тогда слушай, – оживилась Жанна. – Надеюсь, тебя не
следует предупреждать, что не стоит никому рассказывать о том, что ты сейчас
услышишь. Анечке не понравилось бы, если бы ее тайну стали обшептывать в
коридорах любопытные.
– Можешь не волноваться, умение держать язык за зубами – это
одно из моих профессиональных качеств.
– Хорошо, только начать придется издалека, – сообщила Жанна.
Глава 16
Детство Анечки Кругловой пришлось на 40-е годы. Когда
грянула война, ей было всего шесть лет. На время, о котором многие люди
вспоминают, как о лучшем в своей жизни, Аня оглядывалась с горечью. Ничего-то у
нее тогда не было: ни игрушек, ни вкусной еды, ни одежды. Какие там бананы с
апельсинами, есть хлеб – и ладно. Серо-синие макароны, толстые, клейкие,
считались «воскресной» едой, а если к ним добавляли тушенку из больших,
покрытых липким оранжево-желтым машинным маслом банок, то это уже Новый год.
Питались в основном «супом». Анина мама ухитрялась варить его из всего, что
давали на карточки: пшено, американское сухое молоко, твердокаменный горох и
продел. Однажды вместо сахара талоны отчего-то отоварили изюмом. Анечка ела
сморщенные, необыкновенно вкусные коричневые ягодки и мечтала. Вот кончится
война, отменят карточки, мама купит ей целый мешок этого изюма. О шоколадных
конфетах Аня даже не думала. Она просто-напросто забыла, что это такое.
Но, несмотря на тяготы, было в нищем детстве девочки и
хорошее. В нем начисто отсутствовала зависть. Все в классе были одеты так же,
как сама Аня: в старые, перешитые мамины платья. На большой перемене все
получали по стакану светло-желтого морковного чая, куску хлеба и крохотному
осколочку рафинада. Учебники у всех были затрепанные, а писали они на всяческих
бумажных обрывках. Однажды директриса раздобыла где-то старые обои, и дети
стали писать на тетрадях, сшитых из обоев. Но все чаще в небо взлетали ракеты в
честь побед на фронте, все громче звучал из черной «тарелки» ликующий голос
Левитана:
– Сегодня нашими доблестными войсками освобожден от
немецко-фашистских захватчиков…
Потом война закончилась. В душе расцветала надежда на
лучшую, мирную жизнь. В 1945-м Анечке исполнилось десять лет, но, как многие
дети военной поры, она была не по годам взрослой. В ее голове жили разумные
недетские мысли. Она видела, как тяжело приходилось маме – Нина Ивановна,
работающая на заводе токарем, одна тянула дочку. Отец Ани погиб на фронте.
Значит, нужно прежде всего окончить школу, и не восемь классов, а десять, потом
поступить в институт, чтобы в дальнейшем получить хорошее место работы и
помогать маме. Нина Ивановна полностью одобряла планы Ани:
– Учись, доча, становись на ноги, а я уж помогу тебе, чем
сумею.
