Я сочувственно закивала головой, но в глубине души
изумилась. Интересно, однако, получается. Роза Андреевна говорила, что Владимир
Сергеевич Плешков, директорствующий в данном забытом богом месте, и его
заместитель Леонид Георгиевич Рамин отлично зарабатывают. Я видела мужиков
всего один раз. На них были надеты великолепные смокинги, и уезжали они на
больших сверкающих иномарках. Вряд ли все это было куплено на оклад. Хотя,
ничего удивительного – сейчас народ зарабатывает где и как может.
– Пойдете в лабораторию к Туманову Оресту Львовичу, – принялась
объяснять кадровичка, – второй этаж, комната 29…
Она не успела закончить фразу. В комнату влетела с
неподобающей для ее солидного возраста прытью женщина.
– Анна Константиновна, – заорала она так, что у меня
заложило уши, – горе-то, горе-то какое! Господи, несчастье!
– Что случилось, Елена Глебовна? – испугалась кадровичка.
– Вы не знаете?
– Нет.
– Владимир Сергеевич погиб!
Из рук Анны Константиновны выпала ручка.
– Не городите чушь! Что за бред?
– Господи, – заломила руки Елена Глебовна, – только что
Верочке сообщили! Вот горе, вот горе.
– Подождите в коридоре, – велела мне Анна Константиновна.
Я послушно села на обшарпанный стул и стала наблюдать за
происходящим. Из всех комнат начали выходить люди. Понеслись охи, вздохи,
некоторые женщины держали в руках носовые платки. Наконец вернулась Анна
Константиновна, хмурая, с плотно сжатыми губами.
– Заходите, – обронила она.
Я проскользнула в дверь и тихо спросила:
– Может, мне лучше завтра прийти?
– Почему? – ответила вопросом на вопрос Анна Константиновна.
– У вас горе…
– Директор умер, – сухо ответила кадровичка.
– Очень жаль, – вежливо сказала я, – но он, наверное, был
совсем пожилым.
– Отнюдь нет, – кратко отреагировала кадровичка, заполняя
какие-то бумаги. – Только что пятидесятилетие справил.
– Надо же, – покачала я головой, – что же случилось?
Анна Константиновна хмуро посмотрела на меня, вытащила пачку
сигарет и сообщила:
– Инфаркт. Восхождение на вершину Олимпа часто отнимает у
мужчин здоровье. Ступайте, вас ждут в лаборатории, вот направление.
Я взяла бумажку, пошла к выходу и, закрывая дверь,
оглянулась. Анна Константиновна, очевидно, не ожидала, что новая лаборантка
обернется. На ее лице играла счастливая улыбка, а в глазах плескалось глубокое
удовлетворение. Казалось, дама только что узнала не о смерти директора
института, а о чем-то необычайно приятном, например, рождении внука или о
повышении зарплаты. С таким лицом Зайка смотрит на весы, когда те показывают на
два кило меньше, чем обычно. Поймав на себе мой взгляд, Анна Константиновна нахмурилась,
но глаза ее продолжали сиять.
Глава 11
Я медленно пошла вверх по оббитым ступенькам. Интерьер
института совсем не радовал глаз. Очевидно, данное исследовательское учреждение
находится в этом месте с незапамятных времен. Здание казалось старым, если не
сказать ветхим. В принципе, оно было когда-то красивым и удобным. Огромные
окна, потолки высотой не менее четырех метров, дубовый паркет в коридоре,
мраморные ступени на лестнице, а в нише лестничной клетки между первым и вторым
этажом стояла белая статуя, стилизованная под античную. Очевидно, она имела
какое-то отношение к науке. Но если вглядеться в окружающий пейзаж внимательно,
сразу становится понятно, что большие стекла очень грязные, рамы и подоконники
облупленные, с потолка сыплется побелка, из пола выпадают паркетины, ступени
разбиты, а на статуе кое-где заметны сколы. Да и огромная деревянная дверь,
которую я с трудом распахнула, была исцарапана. В институте много лет не делали
ремонта.
Моему взору открылась небольшая комната, забитая столами, на
которых толпились штативы с пробирками. Светловолосая девушка подняла глаза от
каких-то бумаг и довольно сурово поинтересовалась:
– Вам кого?
– Я ваша новая лаборантка.
– Первый раз слышу, что нам нужна лаборантка.
– Прислали из отдела кадров. Анна Константиновна сказала,
что следует обратиться к Оресту Львовичу.
– Коли сама Анна Константиновна сообщила, – усмехнулась
девица, – тогда конечно. Орест явится в четыре часа.
– Что же мне делать?
– Погуляйте до 16.00, потом приходите, – пожала плечами
неприветливая девица.
Я вышла во двор. Хоть на улице и апрель, но тепла особого
нет, а часы между тем показывают полдень. Ладно, поеду в Ложкино, а к четырем
вернусь сюда. Не шататься же мне по улицам в ожидании начальства. Какая,
однако, неприятная девушка, просто выставила меня вон.
Я медленно пошла вдоль здания. Надо же, директора института
Владимира Сергеевича Плешкова разбил инфаркт. Надеюсь, что это не он украл яйцо
Фаберже. А если он, то найти семейную реликвию будет уже практически
невозможно. Вспомнив плачущую Амалию Густавовну, я вздохнула. Бедная старушка.
Впрочем, какое странное совпадение: вчера умерла Роза Андреевна, сегодня –
Владимир Сергеевич. Ни косметолог, ни директор института не выглядели больными.
Роза Андреевна была просто цветущей женщиной. У смертельно больного человека не
может быть такой нежно-розовой кожи, блестящих глаз и задорного смеха. А
Шилова, сидя за столом в гостях у Рыкова, все время хохотала. Владимир
Сергеевич рассказывал анекдоты, на мой взгляд, довольно примитивные и плоские,
а Роза Андреевна просто покатывалась и восклицала:
– Ой, не могу, перестань, уже желудок болит.
Кстати, и Владимир Сергеевич вел себя как абсолютно здоровый
человек. Он съел много закусок, среди которых были салаты с майонезом и
копченая колбаса, потом преспокойно отведал довольно жирной свинины с
картошкой, а в самом конце с видимым удовольствием выпил кофе с мороженым.
Причем, учтите, что в течение обеда Владимир Сергеевич принял на грудь грамм
триста коньяка. Согласитесь, что больной человек не станет позволять себе
такое…
Я не успела до конца продумать ситуацию, потому что глаза
наткнулись на необычную картину.
