– Скажу вам без протокола, – хмурил розовощекое личико мент,
– просто по-дружески: Наталья Сергеевна принимала самое непосредственное
участие в организации грабежей. Но доказательств никаких. Мы их,
доказательства, все равно найдем. Только тогда вашей дочери хуже станет. Если
сейчас признается, оформим явку с повинной, а судья даст ей минимальный срок.
Ну, а ежели мы сами чего нароем, тогда светит ей на полную катушку.
– И сколько? – деловито поинтересовалась Екатерина
Андреевна.
– По этой статье верхняя граница – пятнадцать лет.
– Вот и хорошо, – с удовлетворением отметила мать, – просто
замечательно.
– Что хорошего вы усмотрели в создавшейся ситуации? –
удивился парень.
– Пусть она получит все по полной программе, – преспокойно
заявила Екатерина Андреевна, – я тогда буду чувствовать себя совсем спокойно.
– Почему? – продолжал недоумевать следователь, ожидавший от
матери Филимоновой другого поведения.
– Потому что я буду знать: в ближайшие пятнадцать лет она
под должным присмотром, – ответила любящая мамаша.
Глава 13
Оказавшись в машине, я растерянно завела мотор, нажала на
газ, и машина, резко скакнув вперед, заглохла. Я снова повернула ключ в
зажигании. Надо же, такого казуса со мной давным-давно не приключалось, забыла
придержать педаль сцепления.
Ну и мать! Просто вычеркнула дочь из своей жизни и больше
никогда ею не интересовалась. Где жила дочка, чем занималась, о чем мечтала,
над чем плакала… Ничто не трогало Екатерину Андреевну. Не выбило ее из колеи и
известие о смерти Натальи. Спокойно выслушав сообщение о кончине дочери,
госпожа Филимонова без всякого ужаса или боли сказала:
– Что ж, глупо жила, рано умерла. Господь простит ей все
ошибки.
В момент этого заявления я натягивала в прихожей куртку.
Засунув от неожиданности руку в капюшон, я поинтересовалась:
– А вы? Неужели не простите дочь? Так сами и уйдете,
озлобившись?
Екатерина Андреевна глянула на меня прозрачными, словно
летняя река, глазами:
– Мое прощение там, где находится Наталья, ей без
надобности.
Выговорив безжалостные слова, она без лишних церемоний
вытолкала меня за дверь.
Я поехала в магазин. Что ж, визит все же нельзя считать
бесполезным. Я выяснила абсолютно точно: никаких сестер, братьев – родных,
двоюродных или семиюродных – у Екатерины Андреевны не было.
– Я росла единственным ребенком в семье, – пояснила она, –
впрочем, у моего отца имелся брат, Пантелеймон, но он сгинул в тридцатых годах,
попал в лагерь и исчез.
– А у вашего мужа имелись родственники? – осторожно выясняла
я.
– Родители Сергея Николаевича умерли в 30-м году от голода,
– пояснила Екатерина Андреевна.
Войдя в магазин, я обнаружила огромную записку,
прикрепленную на двери кабинета: «Иван Александрович берет нас с Лелей на два
дня к своим приятелям. Сомса оставляем тебе. Маня».
Интересное дело, Сыромятников придумал ерунду. Какие друзья?
А школа? Но тут я сообразила, что сегодня пятница и впереди выходные. Осознав
сей факт, я перепугалась еще больше. Значит, мне придется ночевать одной? В
огромном помещении, где полно таинственных закоулков.
Был только один способ справиться с ужасом, и я поехала на
соседнюю улицу, где сверкала красными огнями вывеска «Продукты. 24 часа».
Войдя в супермаркет, я кинулась в винный отдел и принялась
разглядывать полки. Спиртное действует на меня ужасающе. Иногда кажется, что в
строении моего мозга имеется какой-то «инженерный» просчет. Стоит накапать себе
пять капель, как мигом наступает стадия, которую медики называют
«патологическое опьянение». Я перестаю воспринимать действительность и засыпаю крепким,
беспробудным сном. Каким-то невероятным образом алкоголь попадает не в желудок,
а сразу в мозг. Поэтому принимать дозу мне следует не сидя, а лучше лежа, чтобы
без лишнего напряжения отъехать в царство Морфея.
Купив пол-литровую бутылку «Мартеля», я вернулась к себе,
тщательно проверила все комнаты, заперла на ключ буфетную, раздевалку, вход на
склад, задвинула огромную щеколду на двери, ведущей в магазин, потом закрыла
кабинет Аллочки и, собрав вокруг дивана всех животных, налила в чашку темно-коричневую
ароматную жидкость.
– Ваше здоровье, ребята, – сказала я собакам и кошкам и
опрокинула в рот коньяк.
Мне показалось, что молния пронеслась по пищеводу, и в
желудке стало горячо. Падая на подушку, я с трудом подумала: работает ли
книжный по субботам? Скорей всего, что да, тогда следует встать и завести
будильник, самой мне проснуться без шансов. Представляю, как захихикает
Аллочка, увидав в десять утра меня, помятую, непричесанную и злую. Нет,
определенно следует встать и… Но тут веки захлопнулись, и я благополучно
заснула, прижимая к себе Хучика.
Уж не знаю, как я оказалась в этом, более чем неприятном
месте. По бокам узкого прохода стояли клетки со львами и тиграми. Хищники
грозно рычали, скаля зубы. Ни жива ни мертва от страха я шла между проволочными
ограждениями, совершенно не понимая, зачем тут нахожусь, а главное, куда держу
путь. В конце, у стены, проход делался совсем узким, но там имелась маленькая
дверка, из-под которой дул свежий воздух. Очевидно, она вела на улицу.
Обрадовавшись, я побежала и налетела на клетку с пантерой. Черное гибкое
животное яростно прыгнуло на прутья. До меня долетел смрадный запах ее пасти. Я
отмахнулась от нее и наскочила на решетку, за которой сидел тигр. Полосатое
чудовище вытянуло огромную лапу с невероятно острыми когтями и дотронулось до
моей щеки.
В полном ужасе я зажмурилась, потом открыла глаза и…
проснулась. Перед моим взором возник кабинет: письменный стол, кресла… Вокруг
дивана устроились собаки, правда, старуха Черри нагло влезла на подушку и дышала
мне прямо в лицо. Я отодвинулась от пуделихи и недовольно сказала:
– Фу, Черри, зубы ты не чистишь, «Стиморол» не употребляешь,
зато любишь трескать сырое мясо, неудивительно, что мне приснилась зловонная
пантера. Иди отсюда!
Я попыталась спихнуть собаку, но та даже не пошевельнулась.
Вдруг что-то мягкое, но одновременно и острое коснулось моей правой щеки. Я
скосила глаза. Это Сомс вытянутой лапой с полуспрятанными когтями трогал мое
лицо. Все ясно, кота забыли покормить и он желает подкрепиться. Сомсу наплевать
на то, что будильник показывает два часа ночи. Я села, потом встала, зевнула и
велела:
– Сомс, иди на кухню.
