– Больше не покупай ничего подобного, спи давай.
Я покорно легла на диван, вытянула ноги и попыталась думать
о нейтральных вещах. Отчего в моем магазине плохо идут копеечные шариковые
ручки? Вроде дешевый товар, по три рубля, а народ берет те, которые по десять…
Хорошо бы поставить ларек с открытками, их многие спрашивают… Открытки! Я
рывком села, Хучик свалился на пол. Так, кажется, я знаю, кто поможет
подобраться к бумагам про Лешку Красавчика.
Дождавшись одиннадцати утра, я отыскала на столе нужную бумажку
и набрала номер. Вчера, уходя, Женя Бетон оставил мне визитку, сообщив:
– Если Шурку еще разок у себя поймаете, гоните взашей,
можете ей подзатыльников надавать, а потом мне звякните, я вечером подъеду и
все оплачу.
И вот сейчас визитка пригодилась.
– Алло, – прочирикал девичий голос, – вам кого?
– Женю.
– Кого?
– Женю.
– Которого?
– Женю Бетона.
– Сама ты каменоломня, – рявкнула девушка, – обожралась с
утра и идиотничает!
Поняв, что совершила ошибку, я быстренько отсоединилась и
набрала номер снова.
– Да, – рявкнул мужской голос.
– Женя?
– Ну?
– Это Даша, директор книжного магазина на Федосеева.
– Здрасьте вам, – сбавил тон парень, – опять Шурка бузит?
Вот шалава, пихайте ее коленкой под зад.
– Нет-нет, – поспешила я успокоить юношу, – просто я
придумала, как вам развлечь жену, вот слушайте…
– Ладно, – сообщил Женя, побеседовав со мной, – ща приеду.
Он и впрямь прибыл через час, такой же шикарный, как вчера,
только в сером костюме и пронзительно-яркой синей рубашке. Где-то с полчаса мы
обсуждали всякие практические проблемы, связанные с установкой ларька, потом
Женя осведомился:
– Ну и сколько мне это встанет? Какую сумму возьмете на
лапу?
– Мне не нужны деньги.
Бетон напрягся:
– Что тогда?
– Нужна небольшая услуга, если, конечно, получится…
– Выкладывайте.
Я изложила проблему.
– Это я могу, – обрадовался Женька, – такое мне по силам.
Подождите секундочку.
Он вытащил трубку и сказал:
– Николай Петрович? Женя Краснов беспокоит.
Я уставилась в окно. По ледяной январской улице неслись
прохожие. Стужа в этом году стоит невероятная, давно не было в Москве таких
морозов.
– Ну все, – сказал Женя, – договорился. Подъезжайте к восьми
вечера в кафе «Луна», на Колесниковской улице, там вас Николай Петрович будет
ждать.
– Мне ему платить?
– Ни в коем случае, – подскочил Женя, – разбалуется мужик,
он свое и так имеет, просто бумажку заберете, и все!
За пять минут до указанного времени я вошла в полупустую
забегаловку и оглядела зал. Сидевший у стены мужчина примерно моего возраста
приветливо помахал рукой. Я подошла к столику и спросила:
– Николай Петрович?
– Коля, – улыбнулся тот, – для красивых женщин просто Колян.
– Даша.
Милиционер галантно продолжил:
– Кофе?
– Спасибо, я тороплюсь.
– Тогда держите.
У меня в руках оказался легкий, совершенно невесомый
пакетик.
– Здесь все?
– Абсолютно, Жене привет.
Я кивнула и пошла на выход, чувствуя спиной, как Николай
Петрович шарит по моей фигуре липким взглядом.
Желание узнать правду было таким сильным, что я вытащила
тоненькую папочку прямо в «Пежо». Так, Алексей Андреевич Морозов, кличка
Красавчик, родился в 1955 году, осужден в 1988-м, скончался в 1990-м. Ближайшие
родственники… Да, никого. Алексей Морозов был из детдомовцев. Ни отца, ни
матери, ни братьев с сестрами. Не было и жены с детьми. Парень существовал один
как перст. Зато имелась свидетельница и одновременно, говоря языком
милицейского протокола, сожительница, Наталья Сергеевна Филимонова. Последнее место
работы – Союз композиторов, секретарша. Наталья Сергеевна была вдовой. Ее муж,
некто Парасов Константин Львович, скончался аж в 1973 году. Наташеньке тогда
стукнуло двадцать пять. Детей у нее не имелось, впрочем, они не появились и
позже, зато нашлись сведения о матери Филимоновой Екатерине Андреевне, 1928-го
года рождения. В бумагах был и адрес: улица Сошальская, дом 62.
Я тяжело вздохнула. Сведения за 1988 год, с тех пор прошло
слишком много лет. Нет в живых ни Лешки Красавчика, ни Натальи Филимоновой,
скорей всего давным-давно скончалась и Екатерина Андреевна, хотя проверить не
мешает. Ведь это последняя ниточка, за которую я могу потянуть. Вроде бы Надя и
Алеша Колпаковы двоюродные племянники Филимоновой…
Я в задумчивости принялась включать и выключать фары «Пежо».
Если в чем никогда не могла разобраться, так это в сложных родственных
отношениях, существующих в некоторых семьях. Кто такие племянники, понятно.
Вот если бы у меня имелись брат или сестра, то Кеша и Маша пришлись бы им
племянниками. Но прямыми, не двоюродными… наверное, если у вашей сестры имеется
дочь, то ваши дети и эта девочка… Нет, все же я в этом ничего не понимаю…
Ладно, я завела машину и поехала в сторону Зубовской
площади. Ясно одно: двоюродных племянников никто не станет указывать в анкетах,
в документы вписывают только так называемых родственников первой очереди.
Конечно, я абсолютно зря еду сейчас на Сошальскую. Небось в квартире давно
живут посторонние люди, но все-таки следует проверить, потому что, честно
говоря, я хватаюсь за последнюю соломинку. Больше у меня никаких версий нет.
Дом шестьдесят два оказался блочной девятиэтажкой. Но в
подъезде было чисто, почтовые ящики выглядели целыми, кнопки в лифте не
топорщились обгорелыми кусками, и на линолеуме не расплывалась зловонная лужа.
Аккуратной оказалась и лестничная площадка шестого этажа, а все двери, обитые
черным кожзаменителем, гляделись близнецами, даже номера квартир были подобраны
по одному образцу: круглые пластмассовые таблички с золотыми цифрами.
– Кто там? – раздалось из-за двери в ответ на мой звонок.
