У каждого человека есть мелкие слабости, о которых он
предпочитает не рассказывать другим. Я твердо знаю, что Зайка временами
заруливает во французскую кондитерскую «Делифранс» и лакомится там тортом со
взбитыми сливками. Более того, один раз я приехала туда же, чтобы купить
пирожных, и увидела Ольгу, сидевшую у окна. На столике перед ней высился стакан
с «Кофе-коктейль», рядом на тарелке лежали сразу три ломтя безумно калорийного
торта. Зайка отковыривала ложечкой кусочки, аккуратно отправляла их в рот, и
при этом у нее было такое лицо, что я не рискнула войти в зал. Ольга постоянно
сидит на диете, методично высчитывая количество белков, жиров и углеводов в
каждом блюде, наверное, иногда это занятие становится ей поперек горла, и она
устраивает себе небольшой праздник, втайне от всех.
Я ни разу не сказала, что знаю о ее секрете. Между прочим,
сама обожаю есть в кровати, вечером, перед сном. Иногда меня начинают мучить
угрызения совести, но я быстро давлю их каблуком. Потолстеть я не боюсь, всю
жизнь, начиная с двадцатилетнего возраста, вешу ровно сорок восемь килограммов,
поэтому ныряю под одеяло, хватаю детектив и принимаюсь за еду. Дети знают о
моем пристрастии и иногда ворчат. Впрочем, Аркадий быстро добавляет:
– Ладно, в конце концов, это ее дело, нравится спать в
крошках, кто бы спорил, но курить лежа не смей!
Сегодня на тумбочке стояла тарелочка с салатом, лежали два
куска карбоната и кусок хлеба. Чуть поодаль расположились банан, несколько
конфет «Коркунов» и мороженое «Марс». Я облизнулась, поискала глазами книжку и
тут только сообразила, что пакет с детективами остался в багажнике. Пришлось,
проклиная все на свете, влезать в джинсы, свитер и бежать за чтивом.
Мимо гроба я пронеслась с опаской. На подушке опять чернела
голова. Банди, не испытывающий никаких отрицательных эмоций при виде последнего
приюта человека, нежился на шелковой думке. Наверное, следовало прогнать его,
но какой прок совершать бессмысленное действие? Бандюша упорный, он опять залезет
внутрь.
Притащив покупки к себе, я юркнула под одеяло, глянула на
тумбочку и обомлела. Салат исчез, карбонат и банан тоже, от конфет остались
только обертки, а мороженое испарилось вместе с бумажкой. Ни одной собаки не
было в спальне. Только кошки Фифина и Клеопатра мирно спали в кресле. Но киски
ни за что не станут харчить такие продукты. Кипя от негодования, я вышла в
коридор и шепотом позвала:
– Эй, Снап, Жюли, Черри, Хуч, сюда.
Банди был вне подозрений, он спит в гробу. Через секунду
появился ротвейлер, за ним приковылял мопс. Все понятно. Жюли слопала конфеты,
она умеет ловко носом разворачивать фантики, а остальное сожрала старуха Черри.
– Ну погодите, – пригрозила я.
– Мать, – высунулся из спальни Кеша, – чего
буянишь?
– Жюли и Черри слопали мой ужин!
– А, – зевнул он, – абсолютно правильно
поступили. Может, если подобная ситуация будет повторяться, ты отвыкнешь от
вредных привычек.
Он исчез за дверью. Я пошла по лестнице в кухню. Да уж,
ждать от моего сына радостного выкрика: «Иди, мамочка, ложись, я принесу тебе
бутербродики!» – не приходится. В нашем доме я являюсь объектом воспитания.
Глава 4
На следующий день около часа дня я собралась съездить в
супермаркет. Конечно, можно отправить туда Иру, для таких случаев мы и купили
ей «Жигули», но надо же хоть что-то делать самой!
Я уже нацепила куртку, когда раздался телефонный звонок.
– Дарья Ивановна?
– Слушаю.
– Вы можете сейчас приехать в институт, где учится
Железнова?
– Да, но…
– Вы знаете Полину? – перебила женщина.
– Конечно, очень хорошо.
– Тогда поторопитесь, у нее большие неприят-ности.
Я вскочила в «Форд» и понеслась в Коломенский переулок. Во
дворе стояли «Скорая помощь» и милицейская машина. Ощущая тревогу, я кинулась
ко входу и обнаружила в холле толпу гудящих студентов.
– Ребята, где Железнова?
– У, как у нее машина полыхнула, – хором ответили
девчонки, – во, жуть…
– Где? – помертвевшими губами спросила я. –
Где автомобиль?
– Так на стоянке…
Я выбежала наружу, обогнула здание и сразу увидела обгорелый
остов «Жигулей», вокруг которого бродило несколько мужиков. Чуть поодаль стояли
носилки, накрытые черным мешком.
– Полина! – заорала я.
Один из милиционеров обернулся, и я узнала Женьку. Он
работает вместе с Дегтяревым. Наш лучший друг Александр Михайлович служит в
милиции, а Женька эксперт или судмедэксперт… Одним словом, не знаю точно. Он не
бегает по улицам, не сидит в засадах, а изучает всякие предметы… В общем, я
абсолютно не в курсе того, чем он занимается, знаю только, что Дегтярев иногда
говорит: «Светлей головы, чем у Евгения, не встречал».
– Прикатила, – буркнул Женька, роясь в
чемоданчике, стоявшем на земле.
Потом он повернулся к парню, ходившему вокруг обгорелого
остова машины, и крикнул:
– Так, не суй все в один пакет, ирод, разложи
по-человечески!
Затем посмотрел в мою сторону и со вздохом добавил:
– Ну, народ, молодой, а уже ленивый, лишний мешочек
взять трудно, нагребает все одним скопом, а я потом разбирайся.
– Где Поля? – прошептала я.
– Иди на второй этаж, в деканат, – сухо велел
Женя.
– Но…
– Иди, там Дегтярев!
Я сделала шаг назад и наткнулась на парней в темно-синих
куртках.
– Что стоите, как памятники, – обозлился
Женька, – тащите жмурку в труповозку.
Ребята молча подхватили носилки.
– Иди в деканат, – повторил приятель.
Я поплелась в институт. Первой, кого я увидела в большой комнате,
уставленной письменными столами, была Поля, полулежащая на кожаном диване.
Вокруг нее толпилось несколько человек, в воздухе резко пахло лекарствами.
– Полина! – взвизгнула я и кинулась к девушке.
Та мигом разрыдалась. Женщина, стоящая возле нее, засуетилась
и принялась капать в рюмку валокордин.
– Дашка, – всхлипывала девушка, – вот ужас,
вот жуть…
– Полечка… – обнимала я ее. – Жива, слава
богу…
Но тут неожиданно в голове что-то щелкнуло, и я спросила:
