Через две недели она совсем оклемалась, стала выходить в
парк гулять. Роддом, где она лежала, был частью огромной старой больницы.
Вокруг стояли корпуса: хирургия, неврология, онкология… Больные гуляли по
гигантской территории… Вот там Сонечка и встретила Данилу, милого юношу,
только-только начавшего карьеру инженера на крупном заводе.
Девушка мигом смекнула, что судьба-индейка послала ей
сказочный шанс, и рассказала жалостливую историю. Родителей у нее нет, приехала
издалека в Москву, чтобы учиться на артистку, но на вокзале ее ограбили, чемодан
и деньги исчезли. От горя у Сони случился сердечный припадок, вот и привезли
сюда…
Будь Данила чуть поумней, он бы засомневался в правдивости
рассказа. Но Сонечка была очень хороша собой, а у Данилы на уме были одни
моторы. У парня тоже отсутствовали родители, зато имелась собственная комната в
коммуналке.
Они поженились, и Данила никогда не пожалел о принятом
решении. Единственным черным пятном в их браке было отсутствие детей. Через
несколько лет семейной жизни они усыновили ребенка. С младенцем возиться не
захотели, выбрали готового, четырехлетнего Гену… И с тех пор жизнь их шла
только в гору, словно одаряя за благородный поступок.
– И ты ей поверил? – спросила я.
Гена кивнул.
– Подумаешь, – фыркнула я, – не та мать, что
родила, а та, что воспитала. И потом, усыновленный ребенок уравнивается в
правах с родным, так что по праву ты являешься наследником Кристалинских.
По-моему, тебе следует бросить пить и вернуться к родителям. Ну Полина, ну
дрянь! С какой стати она решила, что ты должен на ней жениться?
Гена хмуро посмотрел в окно, потом подошел к мойке, спустил
воду, напился прямо из-под крана и нехотя ответил:
– Мне и в самом деле деваться было некуда.
– Почему?
– Понимаете, я люблю Соню и Данилу и, хоть сейчас знаю
правду о своем рождении, все равно считаю их своими родителями…
– Ну и что?
– Полина обещала, если я не выгоню Лялю и не женюсь на
ней, раскрыть всю правду о матери. Сначала рассказать отцу, а потом бульварным
газетам… Наверное, она блефовала, это ведь было не в ее интересах… Понимаете, Полина
– дочь Сони.
На этот раз я уронила бутылку. Издав отнюдь не мелодичный
звук, та свалилась на линолеум. Сильно запахло спиртным.
– Кто? – ошарашенно переспросила я. – Кто?
– Родная дочь Сони, – повторил Гена и бросил в
водочную лужу несколько старых газет, – это от Поли отказалась мать, а та
выросла и специально нанялась к ней в домработницы.
С трудом переваривая эту информацию, я забормотала:
– Ну и кто же звонил Кристалинской, чтобы она взяла
девчонку на работу?
– Говорил же, Молоков! Кирилл Олегович!
– А это кто?
– Она не сказала, только сообщила, что когда Соня
слышит эту фамилию, то пугается до безумия.
– Значит, Полина – брошенная дочь Сони, – бубнила
я, – но зачем ей требовать от тебя женитьбы? К чему такие сложности? Можно
было просто прийти к матери, объяснить, в чем дело…
Внезапно в Гене проснулся избалованный богатый юноша.
Кристалинский обвел меня взглядом и процедил:
– Вы не слишком профессиональны. Это же очевидно…
– Сделай милость, объясни.
– Ну расскажет она Соне, и что? Как мать объяснит
Даниле ситуацию? Если он узнает правду, мигом ее выгонит. Поверьте, я
великолепно знаю отца, не за то вон выставит, что на дороге ноги раскидывала, а
за то, что столько лет врала про себя. И что выйдет? Не достанутся Поле
денежки, а уж она их больше всего хотела, прямо тряслась. Вот и сообразила, как
поступить. Я прогоняю Лялю и женюсь на ней. А Полина молчит в тряпочку про
прошлое Сони…
Он постоял, покачиваясь с носка на пятку, и добавил:
– Я люблю мать и не хотел ей неприятностей.
– И ты поверил Поле на слово? – недоумевала я.
– У нее документ был, – тихо продолжил
Гена, – метрика…
– Метрика?
– Ну да, причем старого образца, такая
светло-зелененькая, с водяными знаками, теперь другие выдают. Сразу понятно,
что бланк еще с семидесятых годов сохранился. Там четко стояло: Полина Иванова,
мать Софья Иванова, а вместо отца прочерк.
– Как же она в Железнову превратилась?
– Говорила, ее женщина удочерила, Нина, прямо в
роддоме. Ей просто повезло. А я совершенно детского дома не помню…
– Но почему после смерти Ляли вы не поженились?
Гена тяжело вздохнул:
– Я уехал на работу, а Полина пошла, да и рассказала
Ляле правду. Вот дрянь! Фото показала.
– Какие?
– Она, оказывается, в моей спальне установила шпионскую
камеру и все наши кувыркания засняла… Полина потом плакала, говорила, не
думала, что Ляля покончит с собой. Ну, уйдет, подаст на развод, родители ей
квартиру купят, денег дадут, но чтобы так!
– А дальше что?
Гена мрачно потер затылок:
– Ужас и мрак! Полина все же пошла к Соне, а та ее
выгнала, подробностей не знаю! Сначала ее выставила на улицу, потом меня.
Просто швырнула на стол ключи от этой халупы и сообщила: «Купила тебе
жилплощадь, считай, получил последний подарок от нас с отцом. Уходи, никогда не
прощу тебе смерть Ляли!»
Вот как! Она ее любила больше меня. А квартира! Зашел, чуть
не умер. Даже ремонт не сделан! Вон, смотрите, куда отселили, грязь, тараканы,
жуть. Денег не дали…
Он всхлипнул.
– На что же ты живешь?
– Тут у метро палатки стоят, – пояснил
Гена, – меня Ахмет на работу нанял. Ящики таскаю, упаковки с бутылками…
Я вышла на улицу, села в «Рено» и уставилась на бегущих
прохожих. Что за бред? Поля дочь Кристалинской? Но такого просто не может быть.
Нина родила дочь в Америке, об этой истории тогда говорила вся Москва, уж очень
она была экзотичной для «застойных» лет. Хотя…
По спине у меня потекли капли пота. Что, если Нинушка нам
всем врала? Ни в какой Нью-Йорк она не летала, удочерила новорожденную девочку
и выдала за свою…
